Мари не нужно было проверять руки, чтобы знать, что все ее тело начало источать холодный серебряный свет луны. Изумленные лица Псобратьев и испуганные вскрики сказали ей о том, что она знала и так – что луна, все еще скрытая от их глаз, ее нашла.
Мысленно Мари нарисовала очень простую картину. Она представила поляну с платформой для медитаций и больное, умирающее Племя на ней. Потом представила гигантский пузырь вроде тех, что образовывала пена у водопада, вокруг Тадеуса и преданных ему людей, включая Маэву, которая поднялась на ноги и присоединилась к ним в их ненависти. Затем она нарисовала на небе масляную полную луну. От нее на землю серебристым потоком полилась жидкая сила. Поток обрушился на Мари и хлынул на платформу для медитаций из ее раскрытых ладоней, окутывая всех, кто находился вне пузыря Тадеуса.
Серебристый свет нескончаемым потоком вливался в Мари и через нее омывал Племя. Мари стиснула зубы, чтобы те не стучали. Колени ослабли, но она не позволяла себе разорвать связь.
Она твердила про себя эти слова снова и снова, пока не почувствовала на плече сильную руку Ника и не услышала его голос:
– Хватит, Мари. У тебя получилось. Племя исцелилось!
Мари, судорожно вздохнув, отпустила картинку, которую крепко удерживала в голове, и серебристый свет потух, как факел, который окунули в воду. Она захлопала глазами и огляделась.
Все Племя пришло в движение. Кто-то смеялся от облегчения. Кто-то рыдал. Молодой Ренард кинулся к отцу, и мужчины крепко обнялись.
– Сработало. – Мари с облегчением улыбнулась Нику.
– А ты сомневалась?
Она повела плечами.
– Ну, Ригель и Лару в этом не сомневались.
– Спасибо. Спасибо тебе.
Мари выглянула из-за плеча Ника и увидела, как к ним приближается женщина по имени Ралина, а взрослая овчарка прыгает вокруг, как несмышленый щенок. Женщина схватила Мари за руки.
– Ты нас спасла!
– Нет, – мягко ответила Мари. – Пока вы слушаете Тадеуса, зараза не оставит Племя.
– Это было грубо, землерыльская ты шлюха.
Тадеус и окружающие его люди подняли арбалеты и прицелились – не в Мари, а в Ника.
– Что ты делаешь, Тадеус? – Ралина загородила собой Мари. – Она вылечила нас, как и обещала. Ты ведь согласился их отпустить!
Тадеус скривился.
– Я не соглашался их отпускать. Я разрешил Нику подойти к ней. И он это сделал.
– Что ты имеешь в виду, Тадеус? – спросил Ник.
– Я убью тебя, а твою шлюху буду держать на привязи. Я собирался убить и ее, но после ее небольшого представления должен признать, что она еще может пригодиться Племени.
Тадеус вскинул арбалет и взял Ника на прицел.
Мари дала волю гневу, который до сих пор подавляла лунная магия, и он наполнил ее, как воздух наполняет легкие. Она отступила от Ралины, притягивая к себе последние лучи солнца, и подняла ладони – так, чтобы видело Племя, – на которых заплясали золотые языки солнечного огня, подпитываемого ее праведным негодованием.
– Если ты тронешь Ника, я убью тебя солнечным огнем.
Тадеус замешкался, переводя взгляд с ее лица на ладони и обратно. Затем его тонкие губы медленно растянулись в язвительной улыбке.
– Ты этого не сделаешь. Ты целительница. Знаю я таких, как вы. Ты поклялась помогать и не вредить. Ты не убьешь ни меня, ни кого-либо еще, потому что дала обет.
Мари выпустила еще немного гнева, и пламя на ладонях, жаркое и жадное, взлетело еще выше, вынуждая Ника и Ралину отступить ей за спину, прикрывая глаза руками. Когда Мари заговорила, она с трудом узнала собственный голос, который теперь гремел раскаленным величием самого Солнца.
– Отчасти ты прав, Тадеус. Единственное, что меня сейчас останавливает, – это то, что я Жрица Луны, которой Богиня поручила лечить, а не убивать. Я не хочу отравлять душу твоей кровью.
– Ты только доказала мою правоту, тупая дрянь!
– Дай мне закончить. Сейчас я не желаю пачкать душу убийством, но если ты хоть пальцем тронешь Ника, Лару или Ригеля, ты будешь иметь дело не со Жрицей Луны, а с разъяренной подругой, с Главой Стаи, с кровью моего отца – той самой кровью, которая позволяет мне призывать солнечный огонь. Но я не буду вашей ручной Жрицей Солнца. Я буду Солнечной воительницей – и я испепелю вас на месте. Ты говорил что-то про обет? Вот мой обет. А теперь прочь с дороги – или умрешь. Решать тебе!
Тадеус прищурился со злорадным пониманием, и на его лице расплылась недобрая улыбка.