Солнечные часы с кукушкой

Шлагбаум. Ржавая чугунка.
Рассеянный осенний сплин.
Попутчик, долговязый юнга,
свистит про остров Сахалин.
Он прав… хоть врёт в известной мере
про широту и синеву.
Но мы должны во что-то верить,
чтоб удержаться на плаву.
О, Господи, Отец Небесный!
В трясучем, стареньком авто
заводятся такие бесы,
похожие на чёрте что…
Чёрт знает как, бог весть откуда,
по капельке и по чуть-чуть
в кровь затекает муть и смута
и выворачивает суть.
В пустую голову поэта
такая лезет чепуха,
что, Бог, избави от греха…
(особенно, когда без света!)

…Про райский остров Сахалин

свистит голубоглазый юнга.
Святой отец, как сукин сын,
в углу, с фонариком, один
листает постулаты Юнга.
Мы ждём. Вагоны катят мимо.
Флажок и надпись на трубе.
Фантазии под слоем дыма
мерцают сами по себе,
поскольку нам даётся свыше
безумие. Как статус-кво.
И тихо-тихо едет крыша
пока неясно у кого.

Суров Владыка Мирозданья:

он руку не протянет мне,
приняв за пошлое кривлянье
истошный вопль души во тьме,
он намекнет на близость ада:
мол, жизнь – опасная игра!

А мне не так уж много надо:

семь капель, ломтик шоколада
и спать спокойно до утра.

«Кто-то ходит мимо, рядом…»

Мурка, не ходи, там сыч…

А. Ахматова

Кто-то ходит мимо, рядом.
Жутко в комнате одной.
Только смотрит мутным взглядом
Ночь с обломанной луной.

Только жалобные песни

На печи мурлычет кот.
В этой комнате лет двести
Одиночество живёт.

Шестикрыло и двурого,

Лук и стрелы за спиной —
Без лицензии и срока
Всё охотится за мной.

Как бездарная реклама,

Как навязчивый сосед.
Со времён отца Адама
На него управы нет!

И никто, хоть напрочь сгину,

Не откликнется на крик.
Лишь печально квасит мину
В тусклом зеркале двойник.

Да безлика и прозрачна,

Как бутылка без вина,
Из-за шторы смотрит мрачно
Чья-то тень. И тишина.

«На весь квартал – один пожухлый флаг…»