Солнечные часы с кукушкой

Ночами ноют искалеченные строфы,
ведется летопись ошибок и утрат.
А боги смотрят: кто – с Олимпа, кто – с Голгофы.
Оттуда, сверху, видят всё… что захотят.

А боги прячут вероломство за улыбку,

тасуют истины и дёргают слова.
И у любого – по вопросу на засыпку
и по козырному тузу из рукава.

Мы бродим в поисках потерянного Рая,

снегов растаявших, погаснувшего дня.
Все наши рукописи будут, не сгорая,
гореть в Аду для поддержания огня.

И нам за каждую угаданную фразу

висеть над Вечностью в слезах и неглиже.
А черти видят нашу сущность всю и сразу
и сковородку салом смазали уже…

«Перетрясая ворохи сомнений…»

Перетрясая ворохи сомнений,
дневных обид и полуночных бдений
(благословен и славен всякий труд!),
прости, душа, что вопреки рассудку
шлю на панель тебя, как проститутку.
А там тебя и даром не берут!

Носители профессии древнейшей,

поэты (как гетеры или гейши)
от оных пор до сих, во все века
являются народным достояньем,
испорчены повышенным вниманьем
и потому кокетливы слегка.

Поэту нужно, чтоб его любили!

Мы сочиняем небыли и были.
Мы мучаемся: быть или не быть?
Нам мало быть, нам важно показаться…
И чем-нибудь… хоть колпаком дурацким
свою седую лысину прикрыть.

Трудись, моя душа. Нельзя иначе.

С пером в руке, как с тяпкою на даче.
Вотще не пропадёт наш скорбный труд:
сгодится в печь листов бумажных кипа,
в дождливый вечер (на растопку, типа).
Уже не важно, скажут ли спасибо,
а может, и к огню не позовут.

Белый танец

Золушка

Давным-давно,
          (не отыскать когда)
там, в зазеркалье
         (или где-то проще?),
корзину роз рассыпала судьба
под дверью между будущим и прошлым.

А ровно в полночь запищали мыши.

Потом карету слопала коза.
Осталось: ворох листьев, дождь на крыше,
рассвет и покрасневшие глаза.

В золе, за печкой, кашляет сверчок,

бормочет, мол, не надо суетиться,
потерянный хрустальный башмачок
ещё хранится в тумбочке у принца.

Всё сбудется: опять объявлен бал,

накидку из парчи строчит портниха…

Но сказочник состарился, устал,

на стуле спит, похрапывая тихо.

Холодный март