Солнечные часы с кукушкой

Тишина. И луна над горами взошла.
До начала весны – два штриха и полшага.
Но тебя унесли два тяжелых крыла,
а мои лишь шуршат, как простая бумага.

Слишком долго мело за окном в феврале,

и в следах разбираться – пустое занятье.
И напрасно… напрасно сосна на скале
не снимает своё подвенечное платье.

Слишком долго мело. Не кончалась зима.

Вместо ранней весны – только взгляд исподлобья.
И не жалко почти, что обрывки письма
полетят за окном, словно снежные хлопья.

До начала весны не хватило мазка.

На помятом холсте – только ветер со свистом.
Только вечнозелёная эта тоска —
одинокой сосной на утёсе скалистом…

«Разобьётся птица о стекло…»

Разобьётся птица о стекло.
Камнем прилетит и разобьётся.
Даже пусть случайно, не назло,
всё равно окно чинить придётся.

Мутными потоками воды

пронесётся времени лавина.
И дождём залечатся следы
и затянет раны паутина.

Сядем у весёлого огня,

где горит печальное полено.
Ты внезапно вспомнишь про меня,
я тебя забуду… постепенно…

У камина в ласковой горсти

скомкано, что было… (или снилось?)
Ты меня, пожалуйста, прости
за стекло, которое разбилось.

«…Но и в унынье – божья благодать…»

…Но и в унынье – божья благодать!
Душа, томясь, осознаёт, быть может:
святое дело – нищему подать
и улыбнуться зеркалу в прихожей…

окликнуть уходящего… Пустяк,

что несуразно выглядишь при этом.
Пощёчина не повод пить мышьяк,
но перспектива сделаться поэтом!

А ты надежду втаптываешь в грязь,

в который раз надолго и серьёзно,
отчаянью предаться торопясь,
как будто послезавтра будет поздно…

Медленный танец

От звезды до звезды – только скрип запоздалой кареты,
только гривы коней под луной на пустынной скале.
Мы танцуем под шелест листвы облетевшего лета
(как танцуют босыми ногами на битом стекле)

На окошке – засохший букет и дымит сигарета.

Только ветер надсадно скулит. Только скрежет ворот.
Только листья летят в тусклой музыке лунного ретро —
этот вальс на осколках уже никого не спасёт.

И не надо кричать – всё равно не расслышишь ответа:

от звезды до звезды – ни асфальта, ни свежих могил.
И напомнит о нас лишь осколок зелёного лета,
будто кто-то неловкий дарёную вазу разбил.

Романс