Читаем Солнечные часы с кукушкой полностью

Душа, покинувшая тело,Над старым городом летела.Шёл снег, и музыку играл слепой шарманщик.Фонарь поскрипывал, дрожа.В окне второго этажаКого-то в губы целовал альфонс-обманщик.Собака выла у ворот.И чей-то одинокий котГулял по крыше. А внизу, за два квартала,Тащился траурный кортеж.И тело, полное надежд…Душа покинула его и улетала.Всё было мелко: божий храм,Кабак, театр, отель, бедлам,С корзиной поздних белых астр дитя разврата.Скакал юродивый босой.Младенец плакал. КолбасойНесло откуда-то. Слона вели куда-то.И странно было, как во сне:Как бы на белой простынеКрутили фильму. Падал снег (там, на экране…),От моря дул холодный бриз.Душа присела на карниз.Торчали мачты вдалеке, на заднем плане.И одиноко было ей —Совсем, как в жизни… ВоробейСлетел на крышу, упорхнул и не заметил.Холодный снег лицо не жёг,И не болел почти висок.И лишь чего-то было жаль на этом свете…

Покой

1

Меж белых стен, обшитых поролоном,дырявят кожу и латают души.Но стены по своим живут законами в недрах драпировки прячут уши.(А уши ближних глухи, будто стены!)Два призрака играют в догонялки:то шелест крыльев пойманной сирены,то тихий плач обиженной русалки.

2

Своё лицо не помню. И не надо.Пустынный берег, розовая пена.Дельфина мозг под черепом примата.Слезинка на лице олигофрена.Прогрохотала мимо колесницаозябшего и заспанного Солнца.И тень моя – не рыба, и не птицамеж прочих новорожденных уродцев.И рвётся луч зари, как пуповина.Недопитый кошмар на дне стакана:под черепом примата – мозг дельфина,плывущего на зов Левиафана…

3

Меж белых стен искусным врачеваньемсрезают крылья с плеч и чинят души.Зов облаков день от дня всё глушеи переходит в ватное молчанье.Через пространство белого покояслед памяти ведёт куда попалои тает недописанной строкою.Или проснуться всё-таки сначала?Душа стучится в прошлое наотмашь.Так ясен след на глинистой дороге,но память (непростительная роскошь!)дождём вчерашним падает под ноги:плывущий листик… тихое теченье…тела медуз, похожих на желе…птенец на остывающей золе…след сапога и крови на стекле…(Загадку своего предназначеньяя волочу, как ногу по земле)Спи, разум, спи. Оставим на потомвсё то, что одолеть не в нашей власти:надежнее спасаться от напастине вечным бдением, но вечным сном!

4

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Константин Петрович Масальский , Лукьян Андреевич Якубович , Нестор Васильевич Кукольник , Николай Михайлович Сатин , Семён Егорович Раич

Поэзия / Стихи и поэзия