Тут все трое вытянули в мою сторону длинные смуглые руки и одновременно завопили. Вопили по- неаполитански, но смысл угадать было несложно: «Нет, ты погляди на нее! Понаехали тут умные!» Дальше — неаполитанским матом. Там смысла большого нет, но зато регистр считывается без проблем.
— Саш, давай на такси поедем?
— А ты себе неаполитанское такси представляешь?
Я поняла, что теперь — представляю.
— Ладно, на своих двоих будем целее.
— И быстрее, поверь мне.
Следующие два дня я пролежала в комнате с открытой балконной дверью и спущенными шторами — шаль мне не помогла. Тепловой удар.
Сандро работал и брал с собой в театр Петю и Машу, а за мной ухаживала неаполитанская актриса, живущая в том же B&B[29]
. Актриса была моей кинематографической итальянской мечтой — длинные кудрявые волосы, газельи глаза с поволокой и оливковая кожа. Наконец-то я увидела воочию итальянскую красотку как в фильмах неореализма; на Севере гораздо больше светлых волос и голубых глаз — и я, честно говоря, начинала думать, что про каноны итальянской красоты мне наврали.Девушка целыми днями пела, расчесывала свои длинные кудрявые волосы, готовила вкуснейшую еду, обязательно меня кормила, бегала мне за водой, учила меня готовить неаполитанские блюда, спрашивала советы по роли, проигрывала целые большие куски, рассказала о своем amoroso (даже не знаю, как перевести: любимый, милый друг, милёнок? — от слова «любимый», но с очень сильной диалектальной коннотацией).
Наш B&B — огромная квартира в центре Неаполя — напоминала мне незабвенную коммуналку на Тверском бульваре: почти триста квадратных метров, много комнат, в каждой комнате отдельные жильцы, кухня размером с физкультурный зал (место встречи жильцов), бывшая гостиная, отданная ныне под ресепшн, где владелец B&B проводил все дни напролет.
Это был совсем молодой парень, не больше 30 лет, и он легко мог бы быть персонажем любого советского фильма. Майка-безрукавка, растянутые на коленках треники и, главное, — выражение лица: «вот сейчас я всё брошу — и пойду тебе мультики включать!». В гостиной-ресепшн он поставил себе самый большой диван, какой смог найти в местной Икее, а напротив — самый большой телевизор. Рядом с диваном пылился велотренажер — не для использования, нет, конечно, а для статуса. Дни напролет он проводил на диване перед телевизором, даже не поднимая взгляд на входящих и выходящих. Если ему надо было дать ключи вновь прибывшим или выписать счет-фактуру уезжающим, он поднимался с дивана кряхтя, покачивая головой и с тем самым выражением лица, как у отца-алкоголика из процитированного анекдота. От идеи завтраков он отказался, по-моему, изначально. Ведь собственный бизнес зачем открывают? Вложил деньги — и больше уже ничего не делаешь! Но я не исключаю, что он даже не подозревал, что именно означает словосочетание «bed and breakfast». Он достиг высшей формы своего неаполитанского счастья и старательно им наслаждался.
Прямо под нашим B&B был маленький сырный магазин, и моя новая приятельница научила меня выбирать там моцареллу. Она же перевела с неаполитанского написанное на вывеске: «„Мои моцареллы поют!“ — только по названию видно, что это очень хороший магазин», — прокомментировала она. Она же настояла на том, чтобы пойти туда в первый раз вместе со мной и «представить меня» (так и сказала, честное слово). Я кое-как спустилась по лестнице (голова кружилась еще очень сильно), и выдержала минут десять оживленного разговора на неаполитанском с неизменным выбрасыванием в мою сторону худых и смуглых рук, старательно улыбаясь и держась за стенку.
— Ну вот, — сказала Кармела, вручая мне огромный пакет. — Это я тебе дарю, а в следующий раз он тебе будет отпускать по цене «для своих». Представляешь, как обрадуются Сандро с детьми, когда они придут, а ты, даже больная, им такой ужин приготовила?
Хозяин магазина светился лучезарной улыбкой.
— Приходите, приходите, синьорина, скузате[30]
, синьора, присылайте мальчика своего, если что, пусть скажет, что от вас, я своих не обманываю, всё самое лучшее дам.Ну, что тут скажешь, кроме grazie? Конечно, я поблагодарила.
— О, она еще очень плохо себя чувствует, но она так рада, так рада, — немедленно прокомментировала Кармела и увела меня наверх.
Моцареллы были восхитительными.
— Это гастрономический катарсис, — сказала я Кармеле. — Всё, что я ела до этого, не имеет даже отдаленного отношения к настоящей неаполитанской моцарелле bufala.
— Вот теперь ты нас понимаешь! — просияла улыбкой Кармела.
Но я была, конечно, еще очень далека от понимания.
Юг.
Когда я говорю: итальянцы то, итальянцы сё, — мои слова, конечно, надо делить на десять. Во-первых, любое обобщение априори ошибочно, а во-вторых, всегда есть вероятность того, что я попала на такой частный случай, который никак не может быть общим.
Но есть то, в чем все итальянцы без исключения согласны: Юг и Север Италии — это две отдельные реальности, резко отличающиеся друг от друга.