Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

«Милый дедушка Константин Макарович», — опять мысленно добавила я.

Я забрала на целый день Машу и ту девочку, и мы дотемна гоняли по каким угодно трассам, пили какие угодно напитки в каких угодно горных приютах и в какое только нам было угодно время.

А что до ее буржуазных родителей, то оказалось, что и они движимы обычными человеческими чувствами, вполне понятными: приятно рассказывать всем про собственный домик в горах (главный маркер среднего класса), но совсем не так приятно выставлять его напоказ, зная, каков он на самом деле. Тем более неприятно, решившись на такую степень интимности, как приглашение в гости, вдруг обнаружить, что эти русские пойдут лучше переночуют в гостинице.

— Мы еще можем поездить с тобой на велосипеде, — с надеждой сказала мама девочки, прощаясь.

Я обязательно это сделаю (она теперь кажется очень даже милой), вот только как она отреагирует, когда узна́ет, что я езжу на велосипеде — без шлема?

Неаполь. Le mozzarelle mie cantano, или Воры и моццареллы

Мое первое знакомство с Неаполем было чудовищным.

Мы ехали на поезде, полном южан, они переговаривались через мою голову (а я, как на беду, наушники забыла), но как только я вышла на привокзальную площадь, мне сразу же захотелось обратно: в поезде было прохладно, а в Неаполе на нас обрушилась сорокоградусная жара.

Я достала шелковую тонкую шаль, чтобы держать ее над головой, и чуть-чуть отстала. Вид, конечно, ужасный, но солнечный удар хуже, думала я, поправляя резко потяжелевшую от жары сумку. Но нет, не от жары: сумка потяжелела от худой смуглой руки. За моей спиной слева семенил вор на две головы ниже меня и отчаянно шарил в моей большой сумке, запустив туда руку по локоть.

— Синьора, э!

— Да вы вор! — догадалась я. И ухватила его за щуплое плечо. Вор и не думал вырываться.

— Полиция! — закричала я (а я вообще не очень умею кричать). — Карабинеры! Гвардия! Держи вора! — наконец-то я вспомнила нужное.

— Да ты и так меня держишь, — флегматично сказал вор.

— Карабинеры!

— Зря ты это. Никому я нафиг не нужен меня ловить. Все и так знают, где я работаю.

— Сандро, Сандро!

Сандро обернулся и поспешил на помощь.

— Что тут происходит?

— А что, не видно? Я вора поймала.

— Ну, — сказал вору Сандро, — ты дурак, что ли? Кто ж так крадет?

— Да я ничего и не украл. У твоей бабы в сумке такой бардак, что ничего не найдешь.

(Сандро выразительно посмотрел на меня: а я, мол, что тебе всегда говорю?)

— Зачем ты вообще в эту сумку полез?

— Синьора тут изображала орлицу, — вор взмахнул щуплыми руками, показывая, как летели по ветру концы моей шали, — ну сам посуди, что мне оставалась делать?

Сандро расхохотался и отпустил вора. Тот с достоинством удалился, сохраняя на сморщенном смуглом лице всё то же выражение досады и недоумения (вот, дескать, как хорошим людям работать мешают).

— Ну разве не прелесть они тут? — обратился ко мне Сандро.

Я напялила солнцезащитные очки и задрала нос. Во-первых, мне не понравилось, что он меня орлицей дразнил, а во-вторых, моя душа жаждала полиции, карабинеров, гвардии и справедливости. «Вор должен сидеть в тюрьме!» Разве нет?

Сразу за вокзальной площадью начиналась длинная прямая улица. Вдоль бордюров — машины, вокруг контейнеров — горы мусора (это было в самый разгар «мусорного кризиса», спровоцированного неаполитанской мафией). Рядом с нами открылась дверь, из двери нам наперерез вышла парочка здоровых лбов, тащивших большой старый ламповый телевизор, они с трудом протиснулись между мусором и машинами, вынесли телевизор на проезжую часть и поставили прямо посередине. Один кивнул другому, тот вытащил из кармана мятую пачку сигарет, вытряхнул одну себе, и одну — другу, оба закурили (машины приостановились), а парни, засунув обе руки в карманы, с сигаретками на губе, посвистывая, пошли по своим делам. Машины двинулись дальше, послушно объезжая препятствие — как привычную яму в асфальте где-нибудь в средней полосе России. Никто им даже не посигналил.

Буквально через двадцать метров нам надо было переходить дорогу на оживленном перекрестке. Мы дождались зеленого, но машины продолжали ехать на красный, пока естественным образом не уткнулись в перпендикулярный поток машин. Шум, ор, давка, все сигналят, высовывают загорелые руки из окон, размахивают ими и даже свистят. (Зачем там стоит светофор — непонятно. Для декоративных целей, видимо. Чтоб было.)

Прямо передо мной остановился скутер — точнехонько на зебре. На скутере — мама-папа-я-дружная семья. Втроем. Все трое без шлемов. Все трое курят. Сыну-подростку лет двенадцать. Все трое внимательно вглядываются в поток машин — когда там будет дырка, чтобы проскочить.

— Слушайте, — говорю я, убирая подол платья подальше от выхлопной трубы скутера, — мне же зеленый, а вам — красный. И вы на зебре стоите.