У Фабрицио совсем не легкая жизнь. Бары и кафе а gestione famigliare — с семейным управлением, то есть без наемных работников, — существуют на грани выживания. Кафе прямо под моим домом, например, уже в четвертый раз меняет своего владельца, и каждый раз увеличивает свой долг при продаже. Новый владелец — молоденький мальчик, решившийся открыть в первый раз свой бизнес, — иногда всерьез говорит мне, что студенческие каникулы для него катастрофа, а каждый новый налог — кара Господня. Он работает с пяти утра и до позднего вечера, и закрывает свое кафе только по общенациональным праздникам. Фабрицио делает то же самое, и я точно знаю, что, даже работая в таком режиме, они едва сводят концы с концами.
— Фабри, — говорю я, — ну какая тебе разница, в конце концов? Пусть их! Пускай пьют и едят, что хотят. Они же тебе приносят деньги.
— Не, — говорит Фабрицио, — я лучше уеду. У меня свояк живет в Барселоне, мы там были, там всё по-другому. Всё лучше. Уеду.
— Фабри, а ты пробовал
— Как? — удивляется Фабрицио. — Они же приехали в Италию, и я должен дать им Италию. И потом, их уже слишком много.
Туристов действительно стало слишком много. Теперь к нам летают лоукостеры из всех стран, в том числе из России, огромные круизные лайнеры — выше самых высоких небоскребов — стоят в Порто Антико, заслоняя горизонт. В субботу по Старой гавани маршируют такие же колонны, как когда-то я видела в Риме. Сейчас они, наверное, везде.
Теперь и супермаркеты работают до самого позднего часа, и ограничение введено на продажу алкоголя после восьми (только в центре), и всё больше кафе и ресторанов даже не пытаются применять философию «я должен им дать настоящую Италию».
Медленно живущая страна, умеющая наслаждаться своим солнцем и морем, в которую я приехала 12 лет назад, постепенно исчезла, осталась лишь на выцветших картинках.
На нашей улице раньше только марокканцы и бенгальцы изо всех сил зарабатывали деньги. Теперь они выбились в самую нижнюю прослойку среднего класса, водят детей в итальянские школы, ходят на собрания жильцов, владеют собственностью. Они научились крепко держаться за права среднего класса — как минимум за то, чтобы не работать по ночам. А вот итальянские супермаркеты, наоборот, чтобы выжить, должны были всё дальше и дальше отодвигать час закрытия.
Я еще помню, как мы однажды обегали весь центр, заходя в самые невероятные места в поисках футболки для нашего друга Ден Юрича: воскресенье, открыты только китайцы, у них одежда только на самих себя или маломерных итальянцев, а Денис Юрич — настоящий русский казак: широк в плечах и мощен телом. Китайские футболки на нем трещали по швам, или обтягивали его, как балетное трико. «В таком можно только на гей-прайд ходить», — смеялась его красивая жена.
Сейчас не было бы у нас ни веселья, ни приключений — большие магазины открыты и в воскресенье: «Bershka», «H&M», «Pull&Bear» блистают витринами, зазывают кондиционированным воздухом.
Словом, всё теперь здесь как у всех.
Так же, как венецианцы или флорентийцы, мы, передвигаясь по городу, прокладываем теперь свои собственные
Но солнце пока еще светит, и море пока еще бьется о берег, и туристы пока еще не знают, где находится твоя секретная, самая любимая скала.
— А ты знаешь, что мои русские друзья уверяют меня, что Италия — рай? — спрашиваю я.
Фабрицио наконец-то отнес немкам их несчастный капучино. И заодно сделал мне кофе. Мы стоим в дверях его кафе и щуримся на солнце. Жизнь не так уж и плоха.
— Да ладно?
— Правда-правда.
— М-м-м, и вот эта вот наша жизнь — это жизнь в раю?..
— Ага.
Жаль, что мы оба давно не курим. Здесь следовало бы набить крепким табаком трубку моряка, и смотреть сквозь клубы дыма, как твой корабль входит в порт приписки после дальнего странствия. Всё то, да не то.
— А ты предложи им поменяться, — говорит Фабрицио. — Пусть поживут у тебя, а ты наконец-то поедешь в Москву, как ты хотела.
— Давно предлагаю, только что-то никто пока не хочет. Только на каникулы.
— Вот видишь, — говорит Фабрицио. — И я поеду в Барселону. А сюда буду приезжать только на каникулы.
Терраса с видом на море,
В первые годы школьной жизни моих детей я никак не могла понять культурный код общения с новыми итальянскими знакомыми.