Солнечный ход

Кремлевский изумрудный бархат
не впитывал с моих ладоней пот,
Ковры мои подошвы не ласкали.
В дверь тихо постучали.
– Нальете чая?
Мимо шел. И вот, —
поежился он мокрыми плечами.

Я взял пальто и шоколадный торт.
Мы долго в подстаканниках бренчали,
мешая сахар, словно рядом черт
невидимый прислушивался глазом.

– Я вот зашел, чтобы покончить разом
все кривотолки. Я совсем не тот.
Пусть серенады завывают волки
и академики моим словам учет
пускай ведут.
Инкогнито я тут.

Канализацией ушел от верной своры
охранников, начальников охраны,
частей, дивизий, целого ЦеКа.
И мне порою хочется чайка
не только с председателем ЧеКа,
а так – с поэтом за одним столом,
о том, об этом, больше о простом:
о жизни, смерти, Боге и душе…
Вот, на тетрадь!
Как Ленин в шалаше,
я намарал сто строчек на досуге.
Понравится – издай, не под своим,
так хоть под именем своей супруги.

– А как же казни, тюрьмы, лагеря?
– Сказал бы я, когда бы знал – не зря,
а так как зрю, отвечу по другому:
не циник я. Мне, словно управдому,
доверили пристроить флигелек.

Чтоб он стоял, я положил фундамент.
Но только крысам было невдомек.
Вот нету крыс.
Теперь поставил стену.
Клопы пошли. Я вытравил клопов,
не разбирая, может быть, хороший
один из них. Как, впрочем, и у крыс.

И вот стоит теперь роскошный флигель.
Все остальное, милый мой, интриги.
Одно лишь не дает покой усам.
Что станет с ним, когда исчезну сам?

Косяк

Нам достался косяк,
о котором расскажут легенды.
Мы в проем занесли только ногу.
Мы видим порог.
Ведь бывает и так —
от случайных прозрений к итогу
сможет редкий босяк
сделать шаг
и успеет войти.

Мы меняли эпохи,
седея в незримом движеньи.
Занесли только ногу.
И вот, оглянувшись назад,
видим там отраженье свое,
молодое, ей-богу,
даже зубы на месте.

И в жилах, как будто течет
еще синяя кровь —
не окрашена черной разлукой,
и надежды маячат,
и девочки машут в окно,
и улыбки застыли,
как будто смеются над скукой
наших выжатых тел,
потерявшихся где-то давно.

Из-под черной воды

Трудный вымысел мой
несущественней уличной пыли.
В сладком иле, как в Ниле,
петляют иные миры,
о которых, боясь и смеясь,
на земле говорили
всякий раз, когда плыли
под черной водой корабли.

Когда скат поднимал из песка
иероглиф сознанья,
нарисованный бликом восхода
в хрустальной волне,
на губах ощущалась улыбка
всего мирозданья
и всех будущих жизней,
уже воплощенных во мне.

Ветер времени