Солнечный ход

За каждым выбором скрывается дорога,
не пройденная миг тому назад.
Казалось, шансов бесконечно много.
Ошибки выправят и шалости простят.

Но что же стало с правильной тропинкой,

оставшейся и скрывшейся в нигде?
По солнечному лучику пылинкой
жизнь пролетит, не помня о беде,
которая ее подстерегает
за каждым «мимо», «возле», «не туда».

Свет исчезает, вечер нарастает,

как ветер времени. Ни судей. Ни следа.

Самоубийство

Убей себя не пулей в грудь,
лишившись и земли, и рая,
а просто про себя забудь.
Убей себя, не умирая.

Сдувая пыл самоубийц

холодной и спокойной тенью,
убей себя полетом птиц.
Пари наперекор паденью.

Тогда и слово, и рука,

черты лица и тембр речи
вольются в русло, как река,
смывая страсти человечьи.

Happy end

Как это здорово, читая,
придумывать другой сюжет,
с героем вместе оживая,
пронзив неправильный портрет,
впитавший ложь, ужимки, скуку,
как пресс-папье чужой души.
– Скорее, Грей, ты видишь руку?
Вставай! Ступай и не греши.

Памятник

В. Высоцкому

Я пел в «Арагви» за цыплят, за банку водки.
Я пел за визу, за свободу, за дозняк.
Мне из гитары сделали колодки
и выставили голым на сквозняк.

На поводке веду свою галеру —

ЦэКня, ГэБня и воровская масть.
Мне лилипуты, как вино Гульверу,
вливают олово в разинутую пасть.

Удушье в трюме, в маковом дурмане,

заходит солнце желтым фонарем.
На всякий случай у меня в кармане
всегда лежит платок с нашатырем.

Веду страну на поводке, как суку,

а за спиной то хохот, то плевки,
но оглянусь, она лизнет мне руку,
как будто бы играя в поддавки.

Ночь впереди – ни волн, ни звезд, ни неба.

Иду, ногами не касаясь дна.
Я не бегу. Я вышел из вертепа.
И с ваших глаз упала пелена.

Цивилизация

От черного камня, от капли пещерной воды,
охотничьих ям, языков первобытных огней —
туда, где в листве изумленной
цвели золотые сады
кисло-сладких и терпких,
и брызжущих солнечным соком
вечно спелых плодов,
по тропинкам пустынь
к анфиладам дворцов,
к пирамидам,
к костельным хоралам,
полукружьям церквей православных,
кострам инквизиций,
окрыляющим крик,
черным облаком грающих птиц, —
до сияния спиц
паровой ветряной колесницы,
электрической сини,
секущей пространство, как плеть,
к нефтяным берегам,
к многотонным небесным машинам,
к сталеварам сознаний
и белому свету печей,
к погребальным грибам
Хиросим, Нагасак и Полыни
растеклось,
разметалось сыпучей бесспорностью спор.
Круг замкнулся.
Куда прорастет это племя?

Сеть творчества