Солноворот

Панко вытащил из кармана широченных галифе бутылку водки, ловким ударом по донцу вышиб пробку и, глотнув из горлышка, протянул ее подошедшему колхозному сторожу Митьке Пуле.

— Испробуй, если потребность имеешь.

— Ты что же это, Пантелеймон, эдакое делаешь? Пьешь,, изгороди ломаешь…

— А что? Теперь мы по всей окружности хозяева. Понятно?

— Кто это «мы»? — подойдя к нему, строго спросила Вера Михайловна.

— Мы, товарищ председатель! Мы с начальником стройки. Все скоро будет наше — вплоть до Верходворья. И земли и угодья — все, одним словом, и эти вот ваши огородцы луковые. Понятно? Не понятно, так потом поймете. — И, достав из кармана перегнутую вдвое тетрадку, крикнул: — Ну, мужики и бабы, за вами приехал! Кто желает ко мне на стройку — записывайтесь! На работу отсель буду вас возить на автобусах. Туда двадцать минут, оттуда — двадцать. Как в Москве. Гарантийная зарплата. А также плюс премии каждый квартал. Четыре раза в год по тыще и больше. Понятно? Ну-у?

— Катись-ка ты отсюда, репей! — не стерпев, крикнул Митька Пуля. — Репей ты был, репьем антиколхозным и остался.

— Не выражайся против власти! Я, имей в виду, представитель стройки, доверенное лицо, по документам работаю. Понятно?

Но тут подскочила к нему старуха, низенькая и цепкая, с выбившимися из-под платка седыми волосами.

— Да ты отдаешь ли себе отчет, проклятущий вороненок, что наделал? — И, вцепившись в его покатые плечи, закричала что есть мочи: — Бабы, миленькие, пособите задержать пьянчужку!

Бабы дружно окружили Панка, и «доверенное лицо» оказалось в осадном положении. Однако Панко сдаваться не хотел. Выхватив из развалившейся изгороди жердь, зарычал:

— Не подходи к чрезвычайному уполномоченному!

— Бросай жердь! — крикнула властно Селезнева и, не страшась, что тот ударит, шагнула к Панку. — А вы, старики, что рты раскрыли? Вяжите его, черта!

И Панко Ворон снова оказался в осадном положении. Теперь уже с ним сражались не только бабы, но навалились на него и старики.

— В милицию его надо, такого красавца!

— Обойдемся и без милиции, — ответила Селезнева и тут же распорядилась, чтобы подали грузовую машину. — Мы вначале его начальнику стройки покажем, пусть он посмотрит на своего чрезвычайного.

15

Если пристально вглядеться в карту Краснолудья, то можно заметить, что все реки, берущие здесь начало, несут свои воды на юг. И только Луда, будто поссорившись со своими подружками, такими же, как и она, лесными реками, отделилась от них и, словно в поисках своего девичьего счастья, повернула в обратную сторону.

Начало эта река брала километрах в трехстах юго-западнее Верходворья, в глубоких, труднопроходимых ентальских суземах. Узенькая, шириной в метр-полтора, совсем незаметная, с коричневатой застойной водой, пахнущей кореньями и ржавыми листьями, она долго петляла по болотам и лесным падям, втихомолку собирая на своем пути ручейки и речушки, потом, словно спохватившись, повернула обратно на юг. Но вскоре на ее пути встали горы и погнали ее на восток. Теперь Луда уже не походила на прежнюю речушку, она вроде повзрослела, стала шире, мощнее, краше. И вот у Верходворья она снова уперлась в лбистую гору и круто повернула на север, к студеному морю.

Как и все реки, весной Луда оживает. Еле успеет она освободиться ото льда, а уже вверх один за другим ползут желтобокие буксиры, просмоленные баржи-самоходки, гордо плывут белоснежные «пассажирки». А когда река войдет в свои берега, по ней пойдет лес.

Когда-то раньше в верховьях заготовляли леса совсем мало, сбивали его в плоты и сплавляли вниз. Сейчас же его заготовляют так много, что приходится пускать россыпью — «молем», и миллионы бревен путешествуют по реке не один месяц, пока не доберутся до устьян-ских лесопильных заводов. Нередко бывает, что в разгар сплава река поднимается, и бревна, как чурбашки в половодье, разносит по лугам, по курьям, выбрасывает на отмели.

Как только вода спадает, начинается откатка бревен с берегов. Эта нелегкая работа иногда тянется вплоть до глубокой осени. Но тем не менее немало бревен оставалось на песках и в прибрежных кустах, а береза да осина — и просто уходили на дно. Сплав древесины обходился страшно дорого, вставал, как говорят, в копеечку.

Давно у сплавщиков зародилась мысль: не подать ли Луде руку — подвести к ней железнодорожную ветку, устроить на берегу лесоперевалочную базу и этим намного сократить сплав леса по реке. А еще лучше, если на берегу Луды построить лесопильные заводы, может, даже домостроительный комбинат, и тогда по железной дороге на юг, в безлесные края, нескончаемым потоком пойдут платформы со сборными домами.

Мысль эта понравилась и верходворским руководителям: с рождением новых заводов оживет их лесной, глухой край.