И стал смеяться, написал автор, "ехидным хлестающим смехом". Суровый солдат будущего, смеясь до хрипа, тыкал в Кережкова пальцем и кричал:
- Славный военный, вместо того чтобы идти к победам, думать о мировой славе, будет сидеть в уютной норе и радоваться жратве!
Маркел Николаевич оторвал карандаш от бумаги, в душевной дрожи от сцены посидел несколько минут, приник к стакану, после чего Кережков стал отвечать:
- А то вы жрать не любите?! Люди видели вас, жрущего в доме Данилова! Вам было приятно за жратвой рассуждать о мировом господстве. Вы суслик со страшными мечтами, но тот же самый суслик.
Неделяев обогащал ответ Кережкова, развёртывая его и Москанина образы во времени:
- Видел кое-кто, как вам сладки местная дичь, грузинский коньяк "Энисели"!
И вдруг вместо командующего Армией Правды возник юнец, который в марте 1918 неописуемо зачарованно слушал комиссара. Юнец сказал тому в лицо:
- Бесстыжая ваша морда, Лев Павлович!
Затем из-под карандаша вновь явился Кережков, на сей раз скрестивший на груди руки. Он говорил Москанину:
- Если бы вам обещали создавать невиданное оружие, но за это вы должны были бы до гроба жить только на хлебе и воде, спать на досках в холодном бараке, вы б согласились?
Маркел Николаевич положил карандаш на рукопись, допил стакан и, представляя Москанина, сказал уже от себя:
- Да ни х...я!
97
Служа, попивая вино, фантазируя, живя с ласковой Анютой, Неделяев влёкся во времени, где был постоянный спёртый воздух - страх болезни. 1956 год с его хрущёвским разоблачением Сталина, проходил, не потрясая Маркела Николаевича. Поукокошили народу без счёта, и Хрущёв назвал это "культом личности". "А сам-то ты из-за толщи железобетона любовался в перископ чем? - мысленно обращался Неделяев к Хрущёву. - Небом смерти, которое раскидывалось над населением края! Ты и такие, как ты, учинили, не задумались, а сил, которые помогли бы Кережкову защищать маленькие домашние солнца, так и не нашлось".
Командующий Армией Правды и Москанин стали героями рукописи, чрезвычайно волнующими автора. Он вновь и вновь преследовал повстанцев, когда к курсантам, которых те не добили, присоединились не потрёпанные эскадроны. Глаза щипало от солёной в здешних местах пыли, соль разъедала потрескавшиеся губы Маркела, въезжавшего в степной, из саманных домиков, посёлок, откуда недавно ушли кережковцы. После них, жаловались жители, не осталось еды, однако командир усмехнулся, приказал своим:
- Искать, брать всё!
Вскоре на печках накалились жаровни, из них, шипя, брызгал жир. По степи меж тем подтянулась кавалькада всадников, впереди пылил автомобиль "рено". Приехал бывший царский полковник, с 1918 года служивший красному Кремлю. Полковник и его свита расположились на постоялом дворе, чей хозяин был расстрелян пару лет назад, и теперь здесь распоряжался малый, называвший себя председателем партийной ячейки. Прежде всего, он вытянулся перед военным специалистом, который взмахом руки отпустил его позаботиться об обеде. Если Маркел и его сослуживцы насыщались лепёшками с топлёным бараньим салом, то для приехавших стали варить мясо.
Военспец вызвал к себе командный состав эскадронов, и, как узнали все курсанты, дал заключение о проигранном бое. Непростительно то, что вперёд не были высланы разъезды, почему и удалась внезапная атака вражеской конницы.
Приставленный к полковнику комиссар матерно ругал виновных, грозил ревтрибуналом.
После этого начальство отправилось в другие части, а оренбургские курсанты тронулись по следам Кережкова в авангарде преследователей, впереди рыскала по степи разведка. Маркел в силу своего характера склонялся к тому, что ежели людям указали на ошибку, это ещё не значит, что она так или иначе не повторится. Он ехал в конце колонны, с головы которой передалось, что показалось озеро. Это было Губачье. Прискакала побывавшая на его берегу разведка, доложила - рыбаки занимаются своим промыслом, от них узнано, что кережковцы, снабдившись рыбой, только что ушли на юго-восток. Маркел услышал: будет привал ненадолго, а там - в погоню.
Голубевшая вдали полоска озера обратилась в водный простор, тростник выше человеческого роста покрывал берег, к тростнику жались десятки рыбачьих шалашей, фигурки людей двигались без суеты. Навстречу колонне конников пролетели, держась невысоко, два степных орла. Ехавший рядом с Маркелом курсант сказал:
- Они нас обзирают, стервятники.
Неделяев невольно прищурился, следя за птицами, которые принялись парить, не удаляясь от колонны. Она стала терять строй, конники уже были среди рыбаков около шалашей. На Маркела словно пахнуло нехорошим, он придержал мерина - и тут затараторили пулемёты из шалашей. Когда рыбаки, кидаясь в шалаши, стали выскакивать оттуда с винтовками, когда те торопливо захлопали, он, развернув коня, послав его с места в карьер, уматывал прочь. За ним поспешало всё войско, усеивая путь бегства настигнутыми свинцом ещё живыми или уже мёртвыми людьми и лошадьми.