Солнце и Замок

Сидя на плоской вершине скального отрога, ответвлявшегося от склона горы Тифона, и глядя на Тифоновых солдат, посланных по мою душу, я увидел перед собою луг за границей Брия так же явственно, как теперь видел наши маисовые поля. Однако в то время, будучи Новым Солнцем, я мог свободно распоряжаться всей мощью своей, пусть и неизмеримо далекой, звезды. Сейчас же я Новым Солнцем не был, а Старому Солнцу предстояло еще долгое время царить в небесах. Раз или два, в полусне, мне чудилось, будто Коридоры Времени берут начало в каком-нибудь из углов нашей комнаты… но, сделав в их сторону шаг-другой, я просыпался и не обнаруживал в углу ничего, кроме каменных стен да жердей потолка наверху.

Однажды я снова спустился в лощину и двинулся на восток тем же путем, которым пришел, повторив его шаг за шагом. Наконец я споткнулся о жалкую стену, воздвигнутую мною, испуганным кашлем кота, однако, хоть и пошел еще дальше, вернулся в каменное городище назавтра после ухода.

В конце концов, утратив всякий счет годам, я понял: если отыскать вход в Коридоры Времени не удается (и неизвестно, удастся ли) мне самому, нужно найти Ютурну, а чтобы найти Ютурну, для начала следует найти путь к берегу моря.

С первыми же лучами следующего утра я, завернув в тряпицу запас маисовых лепешек и вяленого мяса, покинул каменное городище и пошел на запад. Ноги с годами изрядно одеревенели. Спустя семь или восемь страж безостановочной ходьбы я упал, подвернул колено и, словно бы вновь сделавшись Северианом, только-только поднявшимся на борт корабля Цадкиэль, подобно ему, не свернул с выбранного пути. Жар Старого Солнца давно стал для меня привычным, да и год подходил к концу.

В то время дня, когда Урд взирает на Старое Солнце слева, меня нагнал молодой гетман с отрядом охотников из каменного городища. Поначалу они просто шли рядом, затем схватили меня за руки, потянули назад, однако я воспротивился, сказав им, что направляюсь к Океану и всей душой надеюсь никогда не вернуться с его берегов.

Сев и открыв глаза, я не увидел вокруг ничего. На миг я решил, что ослеп.

Но тут передо мной, окруженный лазоревым ореолом, возник Оссипаго.

– Мы здесь, Севериан, – сказал он.

– Вновь свет – и на сцене «бог из машины»… на это расхожее выражение намекал, явившись мне, мастер Мальрубий, – ответил я, помня, что он – механизм, слуга и в то же время господин Барбата с Фамулим.

Из темноты, попирая мрак, донесся мелодичный баритон Барбата:

– Ты в сознании. Что помнишь?

– Все, – отвечал я. – Я никогда ничего не забываю.

В воздухе веяло тленом, зловонием гниющей плоти.

– Севериан, за то и был ты избран, – пропела Фамулим. – Единственный из множества владык. Избран, дабы спасти свою расу из жерла Леты.

– А после бросить ее, – добавил я.

На это никто из троих не ответил ни словом.

– Я думал обо всем этом, – продолжил я. – Думал и постарался бы вернуться пораньше, если б знал как.

Голос Оссипаго зазвучал на столь низкой ноте, что я, скорее, ощутил его, чем услышал:

– А понял ли, отчего не смог?

Я кивнул, стыдясь собственной глупости.

– Оттого что, воспользовавшись силой Нового Солнца, вернулся в слишком давнее прошлое – в те времена, когда и самого Нового Солнца не существовало на свете. Некогда я был уверен, что вы трое – боги, а после счел иерархов богами еще более великими, а автохтоны сочли богом меня и испугались, как бы я, нырнув в западное море, не обрек их на вечную ночь и вечную зиму. Но нет Бога, кроме Предвечного. Лишь он возжигает и задувает огонек яви, а у нас, остальных – даже у Цадкиэль – нет иных сил, кроме тех, что сотворены им. Я…

Запнувшись, я ухватился за первую же пришедшую на ум аналогию, так как в подобных сравнениях сроду был не силен:

– Я оказался в положении отступающей армии, безнадежно отрезанной от лагеря и обоза и… И побежденной.

Последнее слово сорвалось с языка, будто само собой.

– Ни одна из воюющих армий, Севериан, не побеждена, пока ее трубы не протрубят: «Сдаемся». До тех пор она, пусть даже павшая, поражения не потерпит.

– Вдобавок как знать: быть может, все это к лучшему? – заметил Барбат. – Все мы – орудия в руках его.

– Стоп! Я понял еще кое-что – причем только сейчас, – перебил его я. – Только сейчас действительно понял, зачем мастер Мальрубий завел со мной разговор о преданности Божественной Сущности и персоне правителя. Он имел в виду, что мы должны верить, не отвергать уготованных нам судеб! Впрочем, послали его, конечно же, вы…

– Но тем не менее говорил он от себя самого – теперь ты должен понимать и это. Подобно иерограмматам, мы, вызывая из памяти образы тех, кого ты знал в прошлом, не искажаем их. Не подделываем.

– Однако мне столькое еще неизвестно! До встречи на борту корабля Цадкиэль вы не знали меня, и это значило, что больше я вас не увижу, но ведь вы – вот, здесь, все трое!

– Обнаружив тебя, Севериан, здесь, на заре истории человечества, мы удивились не меньше, – нежно пропела Фамулим. – Да, мы проследовали против течения времени к самому ее началу, но с тех пор, как повидали тебя, в этом мире сменилось немало эпох.