Солнце и Замок

– И все же вы знали, что встретите меня здесь?

– Да ведь ты сам сказал нам об этом, – ответил Барбат, выступив из темноты. – Разве ты позабыл? Мы же были твоими советниками и, узнав от тебя, как обрел смерть тот человек, Хильдегрин, присматривали за этими краями.

– И я… Я умер тоже. Здешние автохтоны… мой народ…

Тут я осекся, умолк, однако никто не проронил ни слова, и, наконец, я сказал:

– Оссипаго, будь добр, посвети туда, где стоял Барбат.

Механизм повернул сенсоры в сторону Барбата, но с места не сдвинулся ни на шаг.

– Боюсь, теперь тебе, Барбат, придется направлять его путь, – негромко пропела Фамулим. – Но, в самом деле, наш Севериан должен знать… Вправе ли мы просить его взвалить на себя столькие тяготы, не относясь к нему, как к человеку?

Барбат кивнул, и Оссипаго придвинулся ближе к тому месту, где он стоял в миг моего пробуждения. Тогда-то я и разглядел то, что боялся увидеть – труп человека, прозванного среди автохтонов Ликом Дня. Руки его обвивало множество широких золотых обручей, браслетов, густо усыпанных оранжевыми гиацинтами пополам со сверкающими зеленью изумрудами.

– Объясните, как вы это проделали, – потребовал я.

Барбат огладил бороду, но не ответил.

– Тебе ведь известно, кто наставлял тебя у берега беспокойного моря и бился на твоей стороне, когда на чашу весов легла судьба Урд, – проворковала Фамулим.

Я в изумлении замер, уставившись на нее. Чувства, отражавшиеся на ее лице, столь же прекрасном, столь же неземном, как всегда, явно никак – или почти никак – не касались человечества со всеми его заботами.

– Выходит, я – эйдолон? Призрак?

Надеясь убедиться в обратном, я оглядел собственные руки. Вполне осязаемые с виду, пальцы неудержимо дрожали – чтоб унять дрожь, пришлось крепко прижать ладони к бедрам.

– Те, кого ты зовешь эйдолонами, – ответил Барбат, – отнюдь не призраки, но создания, существующие за счет неких внешних источников энергии. То, что у вас зовется материей, в действительности лишь обузданная, овеществленная энергия. Вся разница в том, что часть материальных объектов сохраняет вещную форму за счет энергии собственной.

В этот миг мне захотелось заплакать, как не хотелось ничего в жизни.

– В действительности? По-твоему, на свете впрямь существует хоть какая-то действительность?

Слезы… хлынь сейчас слезы из глаз – и никакой нирваны не нужно, однако суровая наука взяла свое, и на глаза не навернулось ни единой слезинки. В голове промелькнула дикая мысль: а способны ли эйдолоны плакать?

– Ты, Севериан, задаешься вопросом, что реально, а что нет, а значит, до сих пор цепляешься за то, что реально. Но вспомни: мы только что говорили о нем – о том, кто творит. Среди вашего простонародья он называется Богом, а вы, люди образованные, именуете его Предвечным. Кем ты когда-либо мог быть, если не его эйдолоном?

– И кто же сейчас поддерживает мою вещную форму? Не Оссипаго ли? Ну, так довольно, Оссипаго, можешь передохнуть.

– Я не подчиняюсь твоим командам, Севериан. Тебе это давно известно, – пророкотал Оссипаго.

– Подозреваю, если даже я покончу с собой, Оссипаго по силам снова вернуть меня к жизни.

Барбат покачал головой, но совершенно не по-человечески.

– Какой в этом смысл? Ты ведь сможешь покончить с собой еще раз. Если тебе вправду хочется смерти – давай, действуй. Здесь, среди погребальных даров, имеется целая куча каменных ножей. Оссипаго отыщет тебе подходящий.

Почувствовав себя не менее настоящим, чем когда-либо в прошлом, я принялся копаться в глубинах памяти и отыскал там всех – и Валерию, и Теклу, и прежнего Автарха, и мальчишку Севериана (в то время лишь Севериана, не более).

– Нет, – сказал я. – Мы будем жить.

– Я так и думал, – улыбнулся Барбат. – Мы знаем тебя, Севериан, уже полжизни. Ты из тех трав, что лучше всего растут, когда их топчут.

Оссипаго словно бы кашлянул.

– Если вам хочется продолжить беседу, я перемещу всех нас в более удобное время. У меня есть канал связи с реактором нашего корабля.

Фамулим царственно покачала головой, а Барбат вопросительно взглянул на меня.

– Я предпочел бы держать совет здесь, – решил я. – Барбат, после того, как мы встретились на борту межзвездного корабля, я упал в ствол вентиляционной шахты. Знаю, падают там небыстро, однако я падал долгое время – наверное, почти к самому центру внутренних помещений, сильно расшибся, но Цадкиэль меня выходил.

Умолкнув, я принялся припоминать все подробности, какие смогу.

– Продолжай, – поторопил меня Барбат. – Мы ведь не знаем, что ты собираешься рассказать.

– Внизу я наткнулся на мертвеца с таким же шрамом на щеке, как у меня. Еще он, подобно мне, лет десять назад получил ранение в ногу, отчего она ссохлась. Труп оказался спрятан между двух машин.

– Однако так, чтоб ты, Севериан, отыскал его? – уточнила Фамулим.

– Возможно. Спрятал его там Зак – это я понял, а Зак был не кем иным, как Цадкииэль, или частью Цадкиэль, только этого я еще не знал.

– Но теперь-то знаешь. Говори же, мы слушаем.

Не зная, что еще сказать, я вяло, без огонька подытожил: