– Баррус, – подсказала девочка.
– Да. Став мне верным вассалом, Баррус вполне может взойти на трон Вера. Не сомневаюсь, Западный Люд куда охотнее покорится нам, если ими будет править некто из их же собственного императорского рода.
У девочки перехватило горло, однако она ответила:
– Тогда оставь Барруса при себе… только, пожалуйста, напоминай ему порой о матери, хорошо?
– Непременно, – заверил ее император. – В этом ручаюсь словом.
– Батюшка?..
– Верно решила, верно, – откликнулся Время. – Ты ведь об этом хотела спросить?
Однако девочка покачала головой.
– Нет. Помнишь, в Вере ты говорил, что Вер может выиграть войну, когда их люди переоденутся в желтое? А Барруса теперь тоже оденут в желтый мундир. Ты ведь это имел в виду, да?
– Возможно. По крайней мере, отчасти.
Император, поднявшись, пересек комнату и пристально взглянул в глаза Времени.
– Так ты пророк! Ясновидец! Как я не догадался… а еще собственной проницательностью горжусь! Расскажи же, что ты имел в виду – только не отчасти! Расскажи все!
Время, не прекословя, рассказал императору обо всем, и на следующее же утро, когда дождь наконец унялся, спустя долгое время после того, как прокричали третьи петухи, Время с успокоенной девочкой покинули обветшавший высокий дом, прошли из конца в конец прямой древней улицы и миновали позлащенные врата Занта.
– Знаю, Батюшка Время, глупо все это, – щебетала девочка на ходу, – однако как же мне сейчас радостно на душе! Помнится, с тех пор, как мы встретились, мне все грустней и грустней становилось, а теперь я снова счастлива!
Старый мудрец пожал плечами, огладил белоснежную бороду.
– Такова жизнь, девочка, – прошептал он. – Да, девочка, жизнь такова.
Долго шли они, одолевая лигу за лигой, и девочка без умолку болтала о полях и цветах, попадавшихся им по пути, и о тучных пастбищах, и о забавных коровах. Надежные, выстроенные на века мосты запада вели их через бурные реки, что вымывают золото из толщи песков. Наконец впереди показались могучие горы, тянувшиеся к небу, будто стены целого мира.
В начале подъема девочка испугалась за седовласого отца, казавшегося слишком дряхлым для противоборств с горными кручами и коварными узкими тропками, однако Время с каждым шагом выпрямлялся, расправлял плечи, а борода его, побелевшая по пути в Зант, на глазах становилась темней и темней. Раз преградил им путь звероподобный разбойник, до смерти перепугавший девочку, наставив на них фузею, но Время отнял у злодея оружие и вместе с ним рухнул наземь. С земли из упавших поднялся лишь один, и двое путников двинулись своей дорогой.
Однажды утром, когда путь привел их в густые заросли горных лавров, девочка остановилась полюбоваться ими, так как ей показалось, будто на ветвях некоторых распустились яркие золотисто-желтые цветы, а подобных цветов на лаврах она никогда в жизни не видывала. Но вскоре ей сделалось ясно: желтым цветом цветут вовсе не лавры, а вьющиеся лианы, оплетающие и душащие деревья. Отыскав корень одного из стеблей, чтобы срубить его, девочка обнаружила, что лиана тянется вверх из глазницы пожелтевшего черепа, и, ахнув, в испуге отпрянула прочь.
– Лиана эта зовется кампсисом, – пояснил Время, – а тот череп некогда венчала зеленая шляпа. Под корни лавра ты не заглядывала?
Онемевшая от ужаса, девочка отрицательно покачала головой.
Раздвинув посохом густые колючие стебли, Время нагнулся и вытащил из-под корней дерева кость, обросшую спутанной бахромой плесени.
– А это ребро одного из тех, кто некогда носил желтое. Как видишь, плащ он сменил, пусть даже утратил спину и плечи, на коих носил его.
И впрямь, кость сплошь обросла ярко-зеленым мхом.
Вздохнув, девочка опустилась на камень.
– Это ведь то самое место, да? Тот самый перевал, где на наших глазах сражались две армии? Мне бы его сразу же вспомнить, однако в тот день смотрели мы вон оттуда…
Ищущий взгляд ее скользнул вдоль границы снегов.
– Да, – подтвердил старик Время, – место то самое.
– Помнишь, ты говорил: мир-де наступит, если каждая из сторон попробует больше походить на другую? И императору точно так же сказал.
Мудрец присаживаться не стал (ибо отдыхает Время лишь изредка).
– Верно, дитя мое, верно. Долгие годы огибал я кругом нашу старую Урд и не раз видел: чем сильнее один народ отличается от другого, тем трудней им друг другу довериться. Оттого и посоветовал обеим империям обрести хоть какое-то сходство с врагом. Увы, они и без того сделались слишком схожими. Каждая увидела в моем совете не путь к миру, но хитрость, обещающую победу. Повелитель зеленых воинств, столь грубо отвергший мой совет, сделал это лишь ради того, чтоб я не сумел разгадать его замыслов, а Желтый император переодел легионы в зеленое только затем, чтоб по ним не стреляли, пока они идут вперед.
Девочка вздрогнула.
– А теперь лавры воюют с лианами.
Старик, кивнув, ударил по стволу дерева (а может, по стеблю обвившего его кампсиса) посохом.
– Да. Я поменял им мундиры, – сказал он, – однако остановить войну под силу было только им самим.