Солнце и Замок

Незнакомец навалился на брашпиль, и гик неторопливо пополз вбок.

С правого борта вверх по течению величаво шла таламегия с высокой кормовой надстройкой, сверкая на солнце лазурью и позолотой что твой скарабей. Обогнув излучину, он пошел по ветру, и незнакомец с Эатой замерли, наблюдая (хотя Эата и на собственный парус поглядывать одним глазом не забывал), как реи косых парусов на кургузых мачтах склонились книзу, а после вновь поднялись вверх, расправляя обширные треугольные полотнища нежно-розового шелка. Поднятые из воды и уложенные вдоль бортов, длинные весла исчезли из виду.

– На прогулку в низовья ходили, видами любоваться, – пояснил незнакомцу Эата. – Днем-то оно ничего, не опасно, если с тобой на борту пара крепких парней при оружии и гребцы, которым можно довериться.

– А что за громада вон там, наверху? – спросил незнакомец, указывая чуть выше таламегии, в сторону холма, увенчанного шпилями башен. – Как-то она… словно бы не на месте.

– Эту «громаду» люди зовут Старой Цитаделью, – ответил Эата. – Больше я о ней почти ничего не слыхал.

– Там ведь Автарх наш родился и рос?

– Говорят и такое.

Мало-помалу Урд повернула лик к лику солнца. Ветер утих, сделался еле слышен, залатанный бурый грот заполоскал, наполнился ветром, заполоскал снова.

Незнакомец уселся на край планширя, свесил ноги за борт, едва не коснувшись подошвами сапог тихой воды, но тут же спохватился и поспешил перекинуть ноги на палубу, как будто из страха упасть в реку.

– Смотришь на эти башни и думаешь: вот-вот в небо взмоют, тебе не кажется? – спросил он. – Взревут серебряными трубами и устремятся ввысь, навеки оставив наш мир… представляешь?

– Нет, – ответил Эата. – Даже представить себе подобного не могу.

– А ведь они для этого и построены. Построены, чтоб улететь, когда настанет конец времен. Я где-то читал…

– Бумага – штука опасная, – заметил Эата. – Куда больше людей погубила, чем сталь.

Теперь лодка шла вряд ли быстрее неспешного течения реки. Безмолвно, словно дротик, пущенный рукой великана, промелькнувший в вышине над головой флайер скрылся из виду в по-летнему белом облаке, а миновав его, съежился в едва различимую точку, крохотную искорку среди россыпей звезд, потускневших с приходом дня. Со временем бурый парус заслонил от незнакомца Старую Цитадель на северо-востоке. Несмотря на отбрасываемую парусом тень, он взмок от пота и распустил шнуровку камзола дубленой козлиной кожи.

К ночи, поднявшись на палубу, камзол, хочешь не хочешь, пришлось зашнуровать снова и как можно туже. Над рекой сделалось холодно, и незнакомец без пояснений понял: скоро снаружи станет еще холоднее.

– Пожалуй, надо бы одеяло снизу прихватить, – заметил он.

Эата отрицательно покачал головой.

– Угреешься под одеялом – непременно уснешь. Походи лучше взад-вперед, помаши руками. И кровь в жилах, и сон заодно разгонишь. А в начале следующей стражи я поднимусь и сменю тебя.

Незнакомец с отсутствующим видом кивнул и бросил взгляд в сторону оранжевого фонаря, поднятого Эатой на топе мачты.

– Нас же заметят с берега.

– Верно, иначе я бы и вахты нести не стал. Но если встанем на якорь без огней, на нас как пить дать наткнется одна из этих больших каракк. Подомнет, на дно пустит, а сама даже штевня не оцарапает. Гляди, не вздумай гасить – поверь, чем огонь выше и ярче, тем нам спокойнее. Если угаснет сам по себе, спусти фонарь и зажги снова, как можно бережнее. Не сможешь зажечь, кличь меня. А если заметишь другое судно, особенно крупное, дуй в конх, – подытожил Эата, кивнув в сторону свитой спиралью раковины возле нактоуза.

Незнакомец кивнул вновь.

– А на их лодках огней, разумеется, нет.

– Нет, да и мачт тоже нет. Вдобавок порой двое-трое могут рискнуть к лодке вплавь подобраться. Если вдруг морда из воды высунется, глянет на свет и исчезнет, это морская корова. На их счет не волнуйся. А вот если заметишь кого, плывущего по-человечески, тут же зови меня.

– Хорошо, – отвечал незнакомец.

Провожаемый его взглядом, Эата распахнул люк и спустился в крохотную каюту.

На палубе мирно покоились две абордажные пики. Их кованые гарды и набалдашники противовесов терялись из виду в густой тени под шканцами, а навершия хищно поблескивали у основания грузовой стрелы.

Спустившись вниз, незнакомец подхватил одну из них и снова вскарабкался на верхнюю палубу. Трех элей в длину, пика, вдобавок к жуткому клиновидному острию, была оснащена остро заточенным крюком, чтоб рубить снасти. Размахивая оружием, он принялся кружить по пятачку палубы: ать-два, левой-правой… Движения его казались неуклюжими, будто он вспоминает науку, усвоенную давным-давно, а после за ненадобностью позабытую.