Солнце и Замок

Некий человек исключительной мудрости говорил: если мост Золотые Ворота растет, сам себя красит, отращивает галерейки и кульверты, мы, хочешь не хочешь, обязаны считать его живым. В самом начале этого непростительно непоследовательного предисловия я рассуждал о том, что написанная мною книга вполне могла стать для кого-нибудь «Золотой». Теперь мне хотелось бы высказать еще одно предположение: что, если «Золотая Книга» пишет себя сама? В самом деле, по-моему, с «Золотой Книгой» иначе не может и быть. Тем более, у «Книги Нового Солнца» теперь имеется даже дитя, а восприемником его стал Марк Зисинг[19]. Люди, зовущие себя реалистами, поскольку ослеплены лишь одной, определенного сорта иллюзией, наверняка не поверят, что книга может оказаться живой, но если так, для них живых книг и не бывает. Однако ж… Возможно, мы чересчур полагаемся на параллели с биологией. Возможно, неверие этих людей и есть подлинное, окончательное испытание для жизни, что теплится в книгах. Максенций[20] ведь тоже, не поверив в Екатерину Александрийскую, лишь породил на свет нечто новое!

Гелиоскоп

Итак, вы с восхитительной лаконичностью спрашиваете: «Что подтолкнуло вас к написанию “Книги Нового Солнца”? Что помогло вам ее написать?»[21]

Ясное дело, оба эти вопроса – вопросы одного уровня, и на оба, ясное дело, можно ответить очень и очень по-разному. К примеру, я мог бы сказать: «Ничто не подталкивало, писал добровольно. Пишущая машинка, она у меня своя». Но, полагаю, ни тот ни другой ответ ваших читателей не удовлетворит, а посему…

Не раз и не два – полагаю, с полдюжины раз, писал я в Empire: одной-единственной идеи, как правило, маловато даже для самого короткого рассказа, а все, что длиннее (скажем, объемом от 25 000 слов), не будучи основано минимум на двух импульсах, озарениях – называйте, как пожелаете – окажется неудачным почти наверняка. Твержу я об этом столь упрямо, поскольку уверен, что это очень и очень важно. И именно посему перечислю здесь все изначальные импульсы, двигавшие мною, какие сумею припомнить сейчас, спустя пять лет после начала работы.

Во-первых, мне хотелось создать нечто крупномасштабное. Многие годы, еще до того, как начать чтение научной фантастики в том смысле, в каком понимаем ее мы с вами (и составители антологии The Pocket Book of Science Fiction[22]), я, следя за приключениями Флэша Гордона на громадной планете Монго, досадовал (и досадую до сих пор), обнаруживая, что волею автора во всем ее мире распространена лишь одна незатейливая, единообразная культура. За исключением случаев, когда пригодное для жизни пространство крайне невелико – допустим, ограничено единственным островком, или в случае весьма малочисленного общества, располагающего передовыми технологиями, подобное выглядит невероятным и в то же время скучным (да, сочетание на первый взгляд парадоксальное, однако встречающееся прискорбно часто). Мне же хотелось изобразить целое общество во всей его внешне правдоподобной сложности.

Во-вторых, мне хотелось изобразить юношу, мало-помалу приближающегося к далекой войне. Меня самого, отчисленного из колледжа, призвали в армию во время Корейской войны, и сейчас я очень ярко помню медленное, постепенное расставание с гражданской жизнью, с тех пор как и родители, и я сам полагали, будто меня вовсе никуда не призовут, вплоть до того момента, когда услышал грохот крупнокалиберных пушек вдали. Очень похожая история (в данном случае – путь от курса молодого бойца к боевым действиям) изложена в «Алом знаке доблести»[23], и, прочитав его, я загорелся желанием создать нечто подобное в научно-фантастическом антураже. Эти два импульса не только не противоречили один другому – наоборот, подкрепляли друг дружку, предоставляя мне возможность изобразить протагониста, медленно, словно в водоворот, увлекаемого в гущу сражений, и его путь, пролегающий сквозь самые разные слои общества.

Примерно в это же время мне довелось побывать на конвенте, посвященном маскарадным костюмам и косплею. (Помнится, пошел я туда лишь потому, что разговаривал с Бобом Такером[24], приглашаемым в качестве почетного гостя на любые мыслимые конференции, и Боб, отчего-то чувствовавший себя обязанным ее посетить, попросил составить ему компанию.) Из выступавших помню по именам только Кэрол Резник и Сандру Мизель[25]. Сидя в зале, вполуха слушая наставления, как завоевывать первые призы за косплей (хотя желанием выигрывать в оных отнюдь не горел), я вдруг задумался: отчего их любители, насколько мне известно, не удостоили внимания ни одного из моих персонажей? Для этого, разумеется, требовалось выдумать героя, как можно лучше вписывающегося в маскарадную атмосферу – то есть одевающегося достаточно просто, но выразительно, броско. Одним из таких и оказался палач: черные штаны, черные сапоги, обнаженная грудь, черная маска.