Мы сказали ему спасибо, взяли и прикурили. Пока мы курили, он стоял с нами, потом ушел. Очевидно, что ему было все равно, кому достанется отравленная сигарета. Наверное, просто сидел и ждал новостей. Случилось так, что не повезло поляку, а ведь он давно почувствовал опасность, да не помогло, судьба свершила свое, и вот теперь я и новый санитар проводили его в последний путь. Когда на контрольно-пропускном пункте солдаты открыли гроб, узнали его и засмеялись.
А я был спасен, но не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что меня ждет, и я решился – что будет, то будет, убегу один. Паек в дорогу мы запасали целый год. Рыбные консервы, сало и сухари были уложены в мешки и упрятаны в яму позади стогов сена. Эти запасы мы собирались сложить в ящик на телеге, который из старых досок смастерил поляк. В нем мы хранили коробку с гвоздями, молотки, моток медной проволоки, ломы, веревки, запасные деревянные и металлические части для колес. Это все умещалось в одном углу ящика, так что для еды и одежды места было достаточно.
Одежду мы тоже смогли раздобыть: еще осенью пробрались в помещение, где хранилась гражданская одежда заключенных, выбрали полушубки, джемперы и штаны подходящих размеров и в хорошей сохранности, сложили в большую брезентовую сумку и спрятали в мешок с ячменем. Деньги, которые давал нам доктор по субботам, хранились вместе с золотым песком в тайниках. К тому времени у меня собралось сто тридцать рублей, у поляка в тайнике оказалось сто десять рублей – это было немало.
В пятницу вечером, когда новый санитар отправился спать, я сложил все на телегу, мне понадобилось пять минут. Под конец я спрятал крепкий холщовый рюкзак, внутри были бинокль и консервные банки и бутылки с золотым песком. К тому времени мы с поляком собрали семь килограмм четыреста грамм золотого песка. На рюкзак я положил ящик с гвоздями и моток медной проволоки.
Хотя телегу никогда не досматривали, я невольно напрягся, когда на следующий вечер мы подъехали к контрольно-пропускному пункту, но ничего не произошло. Посмотрели на покойника, к нам сел, как обычно, солдат, и мы поехали дальше. Этого солдата я видел впервые, он был новичком и, как всякий новичок, был настороже, сидел верхом на гробе и держал наготове винтовку. Я повернулся и протянул ему сигарету, но он не взял и огрызнулся:
– Гляди вперед.
По дороге заднее колесо телеги провалилось в глубокую ледяную щель, и лошадь встала. Мы с санитаром спешились и налегли. Солдат стоял в отдалении и смотрел на нас.
– Подсоби, – позвал я, он презрительно усмехнулся, отвернулся и сплюнул.
– Так не пойдет, – сказал санитар, – отойди. Я отошел. Он нагнулся и стал поднимать плечом край телеги. Он казался силачом, но я не думал, что у него получится. Приподнял, колесо выскочило из щели и опустилось на ледяной наст. Мы продолжили путь. Когда мы подъехали к кладбищу, далеко на горизонте я увидел мчавшуюся упряжку оленей с санями.
Как только мы остановились, солдат сразу соскочил с телеги и отошел от нас шагов на двадцать, не было никакого шанса подойти к нему поближе. Стоял и глядел, как мы рыли землю, винтовка была у него под мышкой. «Вот невезуха, надо же было именно сегодня дать нам этого нового», – со злостью думал я. За это время проехали еще одни сани и скрылись за небольшим пригорком. Наконец мы закончили и направились к телеге. Санитар поднялся на козлы, я встал на колени и осмотрел ось, затем проверил рукой спицу в колесе и в задумчивости покачал головой. Сзади послышался хруст ломающегося льда, ко мне приближался солдат. Я оглянулся.
– Это надо укрепить, не то колесо может сломаться.
Он остановился в каких-то пяти шагах от меня.
– Ну и укрепи, – ответил он.
Я тяжело приподнялся, рукой нащупал рукоятку спрятанного за пазухой молотка. Отступил назад, будто все еще осматривал колесо. Затем развернулся и, сорвавшись с места, так что солдат и рта открыть не успел, изо всей силы треснул его молотком по голове, он покачнулся, но не упал, его спасла толстая шапка. Я выхватил у него из рук винтовку и перезарядил. Я впервые держал ее в руках, но знал, как обращаться.
– Не убивай! – закричал он.
Санитар сошел с козел.
– Ты что делаешь, сукин сын? – крикнул он и в изумлении уставился на меня.
Я показал на могилу:
– Сам знаешь, что нужно достать.
Он изменился в лице.
– Пошевеливайся!
Страха я в нем не заметил, он стоял и глядел на меня. Только сузились глаза, примерил расстояние между нами. Я отступил назад и крикнул:
– Понял, что сказано?
Он тяжело повернулся и взял лопату с телеги.
– Ты туда же! – прикрикнул я на солдата.
Материл и подгонял их, пока они рыли могилу. Могила не была глубокой, они легко вытащили гроб.
– Отойди, – указал я солдату дулом винтовки; он отошел.
– Ложись, и лицом – в шапку. – Он тут же исполнил приказ.
Санитар отодрал крышку гроба, достал из трупа маленькие мешочки с золотом и положил на телегу. Повернулся, глянул на солдата, тяжело вздохнул и медленно закрыл крышку гроба.