Солнце на полдень

Мы хватаем ручники и по очереди, как положено, ладно стучим. Жене, которому не достался молот, приходится посторониться. Он зритель, но не забывает, однако, давать советы про ритм, про отмашку и оттяжку. Начитался, нахватался! И здесь музыка мерещится нашему первейшему таланту! Колька Муха небольшим молотком, как настоящий кузнец, частит сноровисто, показывает, куда нам нужно бить. Он ругает нас за бестолковость, никогда из нас, шкетов мокрогубых, кузнецы настоящие не получатся! Из него, из Кольки Мухи, полагает он, уже вышел настоящий кузнец!.. Умора этот Колька Муха! Сопит, раздувает ноздри — воображает… А перехватишь взгляд его — дыбится, счастливый. Железо кует!

— Ну, ну… Дайте-ка подывлюсь, — раздается за нашей спиной. Скуластый мужичонка, отнюдь не богатырь, каким по нашим представлениям подобает быть кузнецу, в кожаном фартуке, черно-бурые волосы подобраны под околыш от какой-то фуражечки, на нас и не взглянул. Он смотрит на нашу работу. Даже присел, руки уперев в колени. Что он там высматривает? Не ущипнуть ли за мягкое место собрался? Есть такие хитрющие старики. Затеет вроде бы вполне мирную беседу про то да се, а там как цапнет. Даже если ни в чем не виноват. На всякий случай, чтоб старших боялся… И не так порой больно, как унизительно. А таким стариканам только того и надо. Потешаются. Ущипнут, шлепнут — главное, принизить…

— Перетончили малость… Подвернется лезвие… Все же лемех, а не секачка, — говорит кузнец. Никого он, оказывается, не собирался цапнуть за мягкое место. Кузнец, видать, старик серьезный, не брандахлыст. Подлинное достоинство никого не принижает!

Колька Муха несет лемех обратно к горну, зарывает его в угли и принимается за дутье. Кузнеца зовут Андриян Мефодиевич. Сообразив, что отчество нелегкое для нас, разрешает нам звать его дядькой Андрием. Потом следуют недолгие, только так, для приличия, а не из любопытства, вопросы про дела, нравится ли нам в селе и дружим ли мы с Колей-Николаем, русским богатырем.

— Ну, починайте, — говорит дядько Андрий, когда Колька Муха опять брякает на наковальню раскаленный лемех, — народ вы, ей-богу, толковый. Городские, одним словом! — И мы опять бьем, но почему-то в торец лемеха, словно стараемся его затупить, бьем потом по носку, по пятке, наконец дядько Андрий кричит — «годи!»

«Годи!» — это «хватит». То есть — погодить. Вполне понятно. Украинский язык, если вслушаться и вдуматься, почти тот же русский. Он вроде малость размяк под знойным южным солнцем, стал певучей и более гибким. Очень, правда, путают буквы «ы» и «и». Но разве не догадаться, что «блыскавка» это наша молния, которая, конечно же, блестит, что, например, «насиння» — наши семечки, которые, конечно же, на то, чтоб ими сажать-насажать огород? Но есть — о-го! — заковыристые слова — вот вроде этого: «хиба». Ни за что не догадаешься, что означает оно наше «разве»! Или, что «бачыть» — наше «видеть». Хотя… «Хибара» — разве дом? А в «бачыть» явственно слышны — «очи»!

Дядько Андрий сам идет к горну, недолго греет лезвие, быстро потом подправляет его на наковальне — и тут же в сторону отшвырнул лемех. Будто надоели ему и этот лемех, и кузня, и вся кузнечная работа!.. Но точный швырок экономит и время, и силы.

— Бачыте, совсем пустяшное дело кузнеца! — смеется дядько Андрий. — Грей, бей — да глазей… В воде пошипит, сто лет простоит.

— Это только со стороны так кажется, — говорю я, — а существо дела, оно не видно, — тоном человека, умудренного жизнью, повторяю я слова шофера Балешенко, который и Шуру выучит на шофера. Башковитый, наверно, этот Балешенко. Шутка сказать — шофер! Профессия — сразу за инженером. И умственная, и рабочая!

— Оце твоя правда! — изумленно пристукнул молотком по наковальне дядько Андрий. А я думаю, как легко прослыть умным, стоит только глупости не ляпать, запоминать и к месту вставлять то, что слышал или читал. Правда, совестно немного. Но скажи, что читал или слышал, совсем это по-другому принимают. Даже с недоверием. Легко, мол, досталось. Не пережил сам! Вроде украл. Да, совсем другое дело, если сделать вид, что тебя одного осенило, что первому эта мысль тебе в голову пришла. Совсем другое дело!.. Никто не будет усмехаться и сомневаться. Думал, — мыслью оплатил слова. Не то что, как попка на жердочке: чужое!

Дядько Андрий говорит, что мы хорошо сделали, что пришли помогать «товарышку». А то молотобоец Семэн поведет телку в соседнее село к ветеринару. Мы совсем не ждали такого оборота дела. Женя, — он самый рассудительный, зря что музыкант, — решает так. Он вернется на поле и скажет Леману. Если Леман не разрешит, он вернется за нами. Молодец Женя!.. Я с тревогой замечаю, что лемехов осталось только несколько штук. Дядько Андрий перехватывает мой взгляд, он понял мою тревогу.

— Дила богато! — Он показывает на двор перед кузней, который весь уставлен плужками двухлемешными, букерами, даже уложенными в штабеля деревянными боронами.