Солнце на полдень

В последнем номере областной газеты появилась заметка какого-то агронома. Рядом с заметкой — чертежик зерноуловителя. Мысль этого устройства была простая. На самом краю обитой жестью площадки лобогрейки нужно, мол, пробить щели, а под ними устроить выдвижной ящик. Агроном этот доказывал, что таким образом можно уловить зерно, если колос будет осыпаться при скидывании хлеба с площадки лобогрейки. Кузнецы высмеяли затею, говорили в один голос, что только остюги набьются в щели, а зерно, если ему нужно будет осыпаться, оно это сделает не обязательно в том месте, где ему указал на картиночке хитроумный агроном! Они считали такой зерноуловитель надуманным, от лукавого, что-то смутно вспоминали из священного писания про книжников и фарисеев — Жебрак был неумолим. Шутка ли сказать — газета! Заметка эта равнялась циркулярной директиве. Кузнецы взывали к его опыту крестьянина, чувствовалось, что Жебрак сам слабо верит тому агроному, но у него, наряду с крестьянским, был уже новый опыт руководителя. Делай как велят, начальство ругать что против ветра плевать, — будет или не будет толк из этих мышеловок, а не сделай их, скажут — допустил потери зерна! Им, кузнецам, легче рассуждать, они о деле судят, а политику не видят… Были лобогрейки и раньше у хозяев, а ловушек отродясь не делали… Видно, и впрямь глупость, но общая: значит, и ты прикинься дурачком. Лукавая глупость, попрешь против — вредитель.

Мне казалось, что я очень хорошо представляю себе мысли Жебрака. Наслушался я его речей! По вечерам нет-нет забредет к Марчуку, когда, конечно, Зинаиды Пахомовны нет дома. Молодость Жебрака началась в бурсе, а кончилась в армии Гая, гнавшей белополяков аж до самой Варшавы. Будто из двух половинок, так и не сросшихся, сложен этот человек, — председатель.

Жебрака — хлебом не корми, дай порассуждать о крестьянине, земле и хлебе. Все опасается он, что земли будет много, будет много машин и самого хлеба, а вот любви к земле не станет, исчезнет она! Крестьянин превратится, мол, в сезонника, в прохожего батрака! И тогда, мол, крестьянствовать станет мужику неинтересно. Ни голод, ни мор не мог бы оторвать мужика от земли, перерезать пуповину, с которой связан был землей: а вот она, нелюбовь, — это сделает!.. Исчезнет мужик, мол, сменит его «…сельскохозяйственный рабочий». «И что же в этом плохого? Любит ведь свое производство рабочий», — усмехался в усы Марчук. «Это не то! — морщился Жебрак, как человек, которого не хотят понять. — Машины может и бездушный конвейер делать, а хлебушко без души не растет!» «Да не из земли — из души мужицкой хлеб растет!»

Разговор, впрочем, обрывался, как только на дворе показывалась байдарка Зинаиды Пахомовны. Мне казалось, что Марчук хоть и перечит председателю, а сам крепко задумывается над его словами. Подолгу, бывало, руки за спину, ходил по комнате Марчук. И я уже знал — это он так волновался и думал.

Не знаю, чем бы кончилось препирательство Жебрака и кузнецов, не желавших делать «глупую работу», если бы в кузницу не нагрянула Зинаида Пахомовна. Она тут же хлестко шуганула кузнецов, велев им кончить умничать и немедленно приступить к «ловушкам».

Кузнецы тут нее прикусили языки и похватали молотки. Две ночи подряд не спали они. Даже до вагончика в поле доносился суматошный перестук их молотков. Перепутав день и ночь, умолкали на селе петухи, Пахомовна — председатель над председателями!

Но вот уже и зерноуловители готовы! Жатки привезены на поле. По четыре штуки их цепляют к «хатэзе» и «интеру». Грыцько садится за руль, поворачивает свой кашкет с лакированным козырьком — назад, снова вскакивает, в последний раз, как полководец свое войско перед битвой, осмотрел четверку скидальщиков, картинно застывших на своих сиденьях с вилами на изготовку. Вилы у них не обычные, а двузубые. В кузнице по зубу отрубили с каждой стороны. Скидальщик — тяжелая работа! Даже раньше, при пароконной тяге и негустом хлебе, редко кто выдерживал больше часа этого навязанного машиной напряжения и ритма. Поэтому Жебрак в скидальщики посадил не кого-нибудь, а самых дюжих мужиков. Да и оплата у них самая высокая — как у Мыколы Стовбы, тракторного бригадира: полтора трудодня! Никто теперь трудодень не зовет палочкой, его не только нелегко заработать, но и стоит немало. Встречных планов, сказано, не будет, и хлеб «под метелочку» не заберут. Урожай в этом году хороший, план хлебосдачи заранее спущен. Уже десятки раз Жебрак и счетовод прикидывали, пусть даже и встречный план под конец все же подкинет начальство района, всегда находятся охотнички отличиться, заслужить место получше — полкилограмма хлеба должно выйти на круг! А там кукуруза, просо, подсолнух. Да и деньгами, возможно, по целому рублю набежит. Жебрак говорит счетоводу: «Обманем начальство, но хлеб людям дадим! Пусть скажут — нельзя… Но если очень хочется, — можно!.. Дело государственное. Колхоз добили до обуха. И пусть уполномоченные хоть на крышу лезут и кукарекают. Услужливые дураки похуже, чем враги».