Солнце на полдень

— Знаешь, она не училась почти в школе… Ее едва-едва на курсы трактористов приняли. И книжек она не читает. И нет их здесь, на селе, и некогда ей. После ночных смен она не отдыхает. Никогда ее нет в вагончике, отработает смену и бежит в село, чтоб младшеньких накормить и обстирать. Потом опять, через все поле, напростец, спешит на трактор…

— Учеба и книжки — еще не все, — назидательно поднял брови Шура. — Каждый сам себя делает человеком… А книги… Умный от них — умнеет, а дурак становится заносчивым дураком, — закончил Шура и рассмеялся. Держа руль и внимательно следя за дорогой, он нет-нет искоса глянет на меня: искал на лице моем про то, как один от книг умнеет, другой дуреет, я уже когда-то давно слышал и от отца.

— А ты, Шура, — ты какой человек? — вдруг спросил я.

— Я? — изумился он вопросу и расхохотался. — Я тоже еще пока — полчеловека! Жизнь по мне только обдирочным резцом прошлась. А вообще-то, я думаю, тезка, она интересная будет, жизнь! Если труд — главное, значит, правильная жизнь! Кто понимает, тот видит. Вон сколько хлеба в кузове! На весь детдом хватит! Учиться тебе надо, я тоже буду учиться — без отрыва от баранки. Кто знает только свою профессию, тот и ее не знает! Человек в труде должен подняться до личности — вот задача! Эх, быстры, как волны, дни нашей жизни! А ты ее не бойся — жизни!

Какое-то необычное настроение владело Шурой. Ни шуточек, ни зубоскальства. Изменился, очень изменился мой друг. Может, и я изменился, да сам это не замечаю?

Я буду теперь долго ждать приезда Шуры. Если он пообещал, он слово свое сдержит!

«Не бойся жизни…»

Я теперь часто думаю о словах своего старшего друга. А еще говорят: «река жизни». И не только, видно, потому, что, подобно реке, бесконечно движенье жизни, то звонкое, солнечное, жадно вбирающее душою детства и голубизну неба, и бег облаков, и луговой простор, то порывистое, через запруды и перекаты, бескорыстное и одолевающее в чаяньях первой юности. Река жизни — еще потому, что постоянно устремление, что вбирает такая река в себя, умножая силу, опыт жизни, подобно родникам и проточным ручьям, вбирает до последней капли, по-матерински, оставаясь верной своему стремлению… И одна отдельная жизнь человеческая не теряет себя в общей реке жизни. Река жизни все шире и мощнее в своем течении, все признательней ее память об истоках, давших ей силу в самом начале пути.

Значит, и я живая капля этого вечного течения, устремленного к добру и свету, капля бесконечной реки жизни. Река по пути набирает силу, все полноводней, все бурливей течение, и волны стремительней, все больше ключей и притоков вливают в нее свою живую воду. И пусть жизнь все сложнее, труднее для моего понимания, меня все больше трогает и сказанное, и недомолвленное на дне человеческой мысли. И, может, это — «не бояться жизни» — и значит, между прочим, что и самому нужно быть добрым к людям, быть доверчивей к самой жизни? Видать, одним глупцам да корыстным душам хотелось бы, чтобы люди были простенькими и понятными, как задачки для первоклашек…

Нет, Шура, я не буду бояться жизни! Ведь и Леман меня учил этому же, и мои учителя в школе, и Марчук. И нет, значит, больше отчаянья и безысходного сиротства, если есть человеческая семья, возвышающаяся над корыстью, которую объединяет труд каждого для всех…

…Может, не именно так думал, но кто знает границу чувства и мысли? Кто измерит расстояния времени и возраста?

Приезжай скорей, Шура, — я буду ждать тебя!

ТОНЯ

Мы теперь с Тоней неразлучны — целыми днями. Людно и весело на току. И все чаще на память приходит: «Край любимый! Сердцу снятся скирды солнца…» Шепчу эти строки, сердце заходится от счастья. Надо же, как поэт это все хорошо увидел, почувствовал, сказал!.. Для кого? Для себя? Для меня?.. Для всех, а вроде для себя и про себя… А «вод лонных» нет в степи. Жаль.

Кипит работа на току. Эти — скидывают со скирда большие навильники пшеницы, эти — подхватывают ее вилами и, высоко над головой, как тяжелые золотые знамена урожая, несут к молотилке, а эти — швырком через себя — ловко подают хлеб на площадку барабана. Задорно тарахтит молотилка, ровно рокочет «фордзончик» Тони, плавно извиваясь, пас бежит со шкива трактора — на шкив молотилки. Богатый это, кожаный пас.