Солнце перед ненастьем

— Не может быть! — испуганно воскликнул дед.

— Спросите Залима.

— Не станет мой мальчик меня обманывать!

— Он всех нас обманывает.

— Нет, нет, ты что-то путаешь!

— Я своими глазами видела журнал.

— Но как же так? Каждый день он веселый возвращается из школы, каждый день приносит радостную весть: «Дедушка, пятерка!» Редко-редко когда бывает четверка.

— Ложь, все ложь! — с досадой проговорила Жантина. — Ни одному его слову больше не верю! На собраниях да на слетах с чужого голоса поет, умные речи произносит, чужую работу выдает за свою, а все хвалят — ах какой умный! Вот и научился врать!

— Ты снова что-то путаешь, голубушка, — с недоумением заметил Мазан.

— Что значит — путаю? Речи за него пишут вожатые, а он чванится, нос задирает, работать совсем перестал.

— Ох, беда, беда! Упаси аллах, узнают люди… Чужие слова — все равно что чужое платье…

— Для Залима, верно, и чужое — свое, — возмущенно продолжала Жантина. — Ему все равно… Однако довольно! С сегодняшнего дня он у меня шагу за ворота не сделает, день и ночь будет сидеть за уроками. Никаких слетов! Никаких выступлений! Я так и вожатой сказала. И вы, дада, пожалуйста, не спускайте ему ничего. Ничего за него не делайте. Пусть сам работает.

— Но, голубушка, если он не может…

— Пусть учится.

— А если не выходит?

— Ничего, постарается — и выйдет. — Тут Жантина увидела стоявшие под навесом табуретки и снова вскипела: — А это что? Опять для него делали?

— Нет, нет, доченька! Это я для нашего детского сада. Вчера зашел к ним, поглядел — плохо живут ребятишки: сидеть не на чем, играть не во что… У меня была доска — две табуретки сделал, на третью не хватило. Пойду завтра к председателю колхоза, пусть выписывает материал на мебель для малышей.

— И корзину свою пусть сам сплетет. — Жантина вдруг остановилась, глядя в угол сарая, где лежала связка лозняка и начатое плетение. — Дада, что же это вы!..

— Это я для пчел, для пчел…

Наконец Жантина ушла в дом. Дед с внуком остались одни. Оба молчали; Залиму было стыдно. Но, пожалуй, не менее стыдно было и Мазану. Старик не знал, с чего начать разговор.

— Как же это у нас с тобой получилось, мой мальчик? — сказал он наконец.

Залим забился в темный угол — и ни слова.

— Ну разве можно так, мой родной? — выговаривал Мазан. — Отец твой дни и ночи трудится в поле, мама ребят учит, работает не покладая рук, чтобы в доме был порядок; я старый человек, но и я стараюсь делать что могу. А ты? Стыдно, мой милый, ох как стыдно! Берись-ка ты за ум. Я ведь знаю — ты мальчик толковый, все одолеешь, со всем справишься, стоит только захотеть…

Мазан говорил, а сам все поглаживал слипшиеся от дождя волосы внука.

Залиму стало вдруг тепло, уютно. Какой добрый у него дедушка! Ни у кого нет такого… Он и не сердится вовсе.

— Скажи, родной, ты в самом деле не нашел дневника? — осторожно спросил дед.

— М-м, — отрицательно мотнул головой мальчик.

— А в школу ты его брал?

— Угу.

— Куда же он мог деться?

— Не знаю… Да это все ерунда, заведу новый. Дедушка, а мы сегодня снова победили!

— Кого вы победили, мой мальчик?

— Команду с улицы Ехшо́ко.

— Что еще за улица?

— Это мы так Верхнюю улицу прозвали, потому что капитана их футбольной команды зовут Ехшоко. Слабаки они. Мы их уже второй день подряд бьем.

— Ах вот оно что!.. — невесело протянул дед.

«Права Жантина, — подумал он. — Плохи дела у мальчика. Ни о чем-то он не беспокоится. Только что, кажется, грянула беда, а у него одно на уме — мячик гонять».

— Здорово сыграли, три — один в нашу пользу, — болтал между тем Залим. — Если бы не этот мазила Хасан, мы бы им сухую влепили!

— Какой Хасан?

— Да тот, торгаш.

— Я же тебя просил, дорогой, не называть его торгашом. Хасан этого не заслуживает, он и в самом деле хороший мальчик. Приходил он сегодня в школу?

— Приходил. Третий день ходит.

— Почему же ты не пригласишь его к нам?

— Кого?

— Хасана.

— Еще чего! Я его к нашему дому близко не подпущу!

— Почему?

— Торгаш несчастный! Очень нужны мне друзья торгаши!

— Еще раз говорю тебе, Залим, ты ошибаешься. Никакой он не торгаш. Попомни мои слова: больше вы не увидите его на базаре. Тетку Хагурину мы так пробрали, что теперь она тише воды, ниже травы! Только, думается мне, и мы должны помочь Хасану. Жизнь у него нелегкая, а мальчик он умный.

— Ты, дедушка, можешь помогать своему Хасану сколько хочешь, но в дом к нам я его не пущу, — сердито сверкнув глазами, проговорил Залим.

— Не говори глупостей!

— Пусть я говорю глупости, по такого друга мне не надо! Да он и не умеет дружить.

— Почему не умеет? Ты его совсем не знаешь, как же ты можешь судить?

— Нет, знаю! Я еще позавчера убедился, чего он стоит.

— Он сделал тебе что-нибудь плохое?

— Тот, кому наплевать на людей, — самый подлый человек, верно? Так вот, Хасан именно такой.

— Да с чего ты это взял?

— Позавчера мы писали контрольную по арифметике, и Хасан не показал мне решения.

— И правильно сделал!

— Правильно? Я сам решил задачку, мне хотелось только сверить ответ.

— Тогда, наверное, он тебя не понял. Надо было ему объяснить…