Как ни велико было мое удовлетворение, что ни разу прежде не имев с ним телефонного разговора, я смог подтвердить Фамусову давнее впечатление о себе, расшифровав его всего лишь по одной фразе, сильнее всего во мне была настороженность: что ему нужно от меня? Что-то ему, разумеется, было нужно.
- А чем занимаемся? - спросил Фамусов.
Вот это уже было погорячее. На мгновение я преисполнился благости: он собирается позвать меня обратно на телевидение! Но нет, этого не могло быть.
- Чем занимаемся, - ответил я. - Работаю. В институте учусь.
Насчет института была басня дедушки Крылова, после зимней сессии его стены меня не видели, а в остальном - все правда: я работал. Мои отношения с Борей Сорокой сошли на нет - беспроволочный телеграф функционировал исправнее всякой фельдъегерской службы, о моем изгнании в телецентре не было известно только зарубежным корреспондентам, и в редакциях от меня шарахались, как от СПИДоносца, мне не удавалось пристроить ни одного предложения Бори. Бесоцкая, когда я пришел к ней с Бориным поручением, воззрилась на меня с таким видом, будто никогда не была со мною знакома. "О чем это вы? - холодно вскинулась она. - Не понимаю вас!"
Изредка, когда это бывало ему не внапряг, подкидывал работу Николай какие-нибудь левые съемки, не имеющие отношения к собственно телевидению, обычно - если не мог поехать на съемку сам. У него был знакомый, неисповедимыми путями ставший в 1992 году собственником будто бы неисправного, а на деле великолепно работающего "Бетакама", к Николаю поступали заявки, и за условленную плату этот знакомый, и близко не стоявший к телевизионным делам, предоставлял ему камеру в пользование. Таскать шестнадцать килограммов камеры было мне еще рано, но делать нечего пришлось. Еще чуть-чуть работы перепадало от Юры Садка. Это была уже совершенно негритянская работа. Я отредактировал для него аранжировки нескольких песен. Редактуру, по всей видимости, заказали самому Юре, но он предпочел не утруждать себя. А утрудил бы - что б тогда перепало мне?
В общем, "работаю", при всей краткости, - это был исчерпывающий ответ на вопрос Фамусова.
- У меня к тебе предложение, - сказал между тем Фамусов. - Можешь подъехать?
Это было так горячо, что я весь полыхнул внутри жаром. Что это могло быть за предложение, если оно не имело касательства к журналистике?
- Когда подъехать? - вытянулся я по стойке смирно. - И куда?
Замечательная закономерность - не знаю, как у других, это общее правило современной цивилизации или сугубо личное свойство моей жизни, - но едва не все повороты в моей судьбе связаны с телефонным звонком. Моим или ко мне.
Фамусов ждал меня прямо сейчас. Но не в Стакане, как можно было предположить. На электромеханическом заводе имени Ильича, бывшем Михельсона, не путать с бывшим Гужона. Где в вождя мирового пролетариата стреляла слепая эсерка Каплан, почему и промазала.
По пути на станцию метро "Серпуховская", откуда мне еще было пять минут пешком до этого самого завода, где почему-то гужевался Фамусов, я ломал себе голову, зачем я ему понадобился. Не жениться же на своей дочери собирался он мне предложить. Никаких поводов к тому не было, и девять месяцев, как мы расстались, уже давно отстучали.
Пропуск на проходной благополучно дожидался меня. Продюсерская компания "Видео-центр", сказал охранник, вытаскивая из коробки листок с моим именем.
"Видео-центр", "Видео-центр", крутил я в голове название фирмы, поднимаясь по лестнице заводоуправления. Название было мне знакомо. Я шел в одну из крупнейших компаний, занимавшихся изготовлением рекламы. Но какое отношение имел к ней Фамусов, состоя на государственной службе?
Я тогда еще не мог себе и представить, что офис, в котором меня принял Фамусов, был лишь одним из офисов его компании. И в каждом был у него кабинет. И приемная перед кабинетом. И секретарша в приемной. И все это в каждом, в каждом.
- Добрался наконец, - сказал Фамусов, пожимая мне руку. - Кофе нам. Только не растворимый, а настоящий, эспрессо, - бросил он стоявшей в дверях секретарше. И вновь обратился ко мне: - Долго как добирался. Что, такси нельзя было взять?
Любопытная вещь, я это отметил сразу, еще он только мне позвонил: на встрече Нового года он обращался ко мне исключительно на "вы". А сейчас на "ты", и с такой твердостью, что ясно было: это не случайно, наоборот - очень даже осознанно. Как бы тогда и теперь я был для него в разных качествах, и к тому, каким я был для него сейчас, обращаться на "вы" было излишней роскошью.
Однако же признаваться, что на такси у меня элементарно нет денег, похавать бы три раза в день - вот мои возможности, признаваться в этом мне не хотелось.
- На такси и ехал, - с фарисейской постностью сказал я. - Но пробки! Черт знает что. Столько машин стало в Москве.
- Да, это да! - с удовольствием единомыслия согласился Фамусов. - Черт знает что. Иногда думаешь, хоть на метро езди.
- А мы не думаем, мы на метро и ездим, - в противоречие со своими предыдущими словами продолжил я.