Солнце сияло

К Новому году с помощью Бори Сороки в кармане у меня завелись новые пятьсот баксов. Причем я сделал эти деньги совсем в другой программе, в чем мне поспособствовал Николай, оператор, выезжавший со мной на мою первую съемку, а потом ставший свидетелем, как я клеился к Ире в буфете Стакана. Боря попросил о помощи, но из той программы я только и знал двух редакторов, с Николаем мы время от времени продолжали обедать, я поделился с ним своей проблемой – и золотой ключик оказался у него в руках: директор программы был его приятелем еще со времен учебы во ВГИКе. Установленный контакт с программой стоил Боре дополнительной сотни баксов – комиссионные Николаю, – которые в его издержках были, думаю, сущими семечками.

Новый год нежданно-негаданно мне выпало встречать с семьей Иры. Что было причиной решения ее родителей устроить встречу Нового года вместе с дочерьми и чтобы те были бы еще и со своими молодыми людьми? Родительская забота о чадах – увидеть собственными глазами тех типов, с которыми они проводят время? Увидеть типов можно было бы и как-то иначе, имей лишь желание. Скорее всего, предположил я, так им продиктовала возникшая тогда мода – делать на манер западных рождественских праздников из нашего новогоднего праздник семейный. Во всяком случае, чада смиренно (ну, может быть, и не очень смиренно, но все же) пошли навстречу родительской воле. А дабы не крейзануться в обществе предков от тоски и уныния, был выработан компромисс: придут мальчики.

Как бы то ни было, в последний день уходящего 1992 года, в новом двубортном костюме глубокого синего цвета, который, конечно же, никак не мог соперничать со сьютом Бори Сороки, но в котором, тем не менее, можно было чувствовать себя вполне человеком, с букетом роз и литровой бутылкой «Амаретто», считавшегося тогда самым шикарным напитком, в начале двенадцатого часа ночи я вошел в знакомый подъезд, бросил консьержке дежурное «С наступающим!» и, назвав номер квартиры, прошел к лифтам, нажал кнопку нужного этажа. Чуть меньше полугода отделяли меня от того дня, когда я в компании Стаса вошел в этот подъезд впервые. Но какая же пропасть пролегала между мной нынешним и мной тогдашним! Так мне казалось в тот миг у лифтов.

Лифт долго не шел. А когда наконец прибыл и распахнул двери, из него вывалилась шумная наглая компания тридцатилетних мужчин и женщин. Они уже явно и весьма основательно проводили уходящий год, шли теперь куда-то в другое место встречать Новый или просто проветриться перед его встречей, и, увидев меня, женщины бросились на мои розы, а мужчины стали интересоваться, что у меня там бугрится во внутреннем кармане куртки.

– Молодой человек, это вы нам розы? Ой, какие розы, хочу такую розу! Молодой человек, подарите прекрасным дамам по розе! – разом щебетали женщины, пытаясь ухватить цветы за стебель около бутона и вытянуть их из букета. Так что в конце концов мне пришлось поднять руку с букетом вверх и стоять так – словно на той картине из учебника для младших классов «А ну-ка отними!».

– Ты вооружился! Куда ты с таким баллоном? Зачем куда-то нести, давай с нами, поможем тебе уговорить! – шумели мужчины, не подпуская меня к лифту.

От них исходил дух благополучия, устроенности, упоения жизнью – казалось, они физически окружены его облаком.

Понятно, что все их поведение – это была не более чем пьяная шутка, но мне она удовольствия не доставила: не подними я цветы вверх, они бы точно были все переломаны, и от рук, пытавшихся залезть под куртку в карман, тоже пришлось отбиваться вполне всерьез.

Когда наконец компания так же шумно заклубилась мимо консьержки к выходу, лифт уже стоял закрытый. Из-за выступа стены, скрывавшего трубу мусоропровода, осторожно возник и двинулся в мою сторону – к лифтам – высокий молодой человек в модных очках с маленькими круглыми стеклами, длинном стеганом пуховом пальто черного цвета, что было много роскошней, чем моя куртка, в одной руке, так же, как и я, он держал букет – только хризантем, в другой – широкобедрый черный портфель, в котором, вероятно, скрывалось нечто подобное тому, что я держал во внутреннем кармане куртки. Судя по всему, он появился, когда компания вовсю наседала на меня, и, дабы избежать возможного нападения, благоразумно предпочел исчезнуть из поля их зрения.

Он подошел, встал рядом, и я, вновь нажимая кнопку вызова лифта, слегка улыбнулся ему – что было невозможно не сделать при таком нашем подобии друг другу. Он мне не ответил. Спокойно смотрел на меня – не сквозь, а именно на, – и на лице у него не дрогнуло и мускула; он смотрел так, как если б я был абсолютно неодушевленным предметом – какой-нибудь вставшей вертикально доской, каменной плитой, куском швеллера (почему-то у меня возникло такое сравнение – со швеллером).