Солнце сияло

Я начал отвечать Феде что-то вроде того, что друг мне Стас и я помогаю ему, а он, Федя, – мой бывший работодатель, но Федя уже не слушал меня. Выпустив мою руку, он поманил к себе Стаса и, вытащив из внутреннего кармана, дал ему что-то, напоминающее формой закругленный на ребрах брусок в защитного цвета брезентовой обтяжке:

– Покараулишь их здесь. Направишь на место – и тут же сообщаешь мне. И сам следом.

Стас быстрым движением вытянул из торцовой грани бруска телескопический прут, вбил его обратно и отправил брусок с антенной в карман куртки.

– О\'кей. И тут же следом.

Я удивился. Стас обращался с бруском как с хорошо ему известной вещью.

– Двинули, – махнул рукой Федя, показывая направление движения – в кладбищенские ворота. И дал указание Ленчику: – Загони машину вовнутрь. Ни к чему ей здесь так торчать.

– А не загоношат? – кивнул Ленчик на одноэтажное строение рядом с воротами, надо думать – администрацию кладбища.

– Не загоношат, – коротко отозвался Федя. – Наоборот. Следом за казаками я прошел в ворота – позади дома администрации укромно стояла длиннотелая серебристая шведская «Вольво» Феди, – и, миновав очищенную от снега просторную площадку перед лесными зарослями, заваленную по периметру разбитыми памятниками и перекореженными ржавыми оградками, мы двинулись по дороге между могилами в глубь кладбища. Наплывающие сумерки, только мы ступили под скелетный ажур смыкающихся в вышине крон, тотчас сделались густы, лица моих спутников погасли, утратив черты. Мы стали не людьми – силуэтами.

Я влек себя позади всех последним силуэтом, бродя взглядом по спинам казаков впереди, размышляя о том, что это значит, что они казаки, откуда взялись, ведь казацкого сословия уже давно нет, – и вдруг ощутил на собственной спине зрачок наведенного пистолета. То же льдисто-колючее чудовище, что уже раз проползло от затылка до копчика, продрало меня наждачным ознобом снова. Неужели у этого Лехи за поясом действительно что-то есть?

Я оглянулся. В проеме распахнутых ворот виднелась лишь одна фигура Стаса. Засунув руки в карманы куртки, он перетаптывался там с ноги на ногу, и весь вид его был таким обычным, обыденным, что примнившийся мне пистолетный зрачок в мгновение ока растворился в сумеречном воздухе. Мне стало стыдно за свою галлюцинацию. Стас попросил меня – и я должен был сделать для него, что от меня требовалось. Какое пистолетное дуло, что за бред. Да и что от меня требовалось. Так, поприсутствовать. Постажироваться, произнес я про себя с усмешкой.

Могилы отступили в стороны, деревья разомкнули кроны – дорога вывела нас на новую очищенную от снега площадку. Здесь, наверное, разворачивались въехавшие на территорию кладбища катафалки.

– Стоим! – вскинул вверх руки Федя.

И только мы успели подчиниться его приказу, за пазухой у него зазуммерило.

Федя торопливо влез рукой в вырез пальто на груди, и рука вынырнула оттуда с таким же бруском в брезентовой обтяжке, что получил Стас. Выколупнув из бруска телескопический прут, Федя прижал пальцем широкую клавишу посередине бруска и поднес его ко рту:

– Что?

Вслед за чем тем же концом, который подносил ко рту, переместил брусок к уху.

Тут, когда он поднес брусок к уху, я понял, что вижу знаменитые токи-уоки, переносные армейские рации близкого действия. О мобильных телефонах тогда еще только ходили слухи, и токи-уоки – ничего круче этого не было.

Трубка токи-уоки в руках Феди громко захрипела, голос Стаса хрюкающе произнес в ней несколько отрывистых слов, но что это за слова – разобрать на расстоянии было невозможно. Федя, однако, все понял. Он вбил антенну обратно в тело токи-уоки и объявил, быстро окидывая всех взглядом:

– Подъезжают. Две тачки.

Ласковости в выражении его лица больше не было. Теперь это было лицо одной суровости, и ничего кроме. Следовало бы уточнить: гнетущей суровости. Не менее тяжелой, чем пирамида Хеопса на плечах Терентьева.

– Что, может, мне с кем еще, вдвоем, отойти? – осевшим, словно бы вывернутым наизнанку голосом скороговоркой сыпанул Леха. – Так, недалеко чтоб. Рядом. За деревьями тут?

– Зачем? – глядя в направлении ворот, скрытых сейчас от глаза изгибом дороги, уронил Федя.

– Ну, как зачем. На всякий случай. Если вдруг что.

– Без всяких «вдруг». – Федя взглянул на Леху. – Никаких «вдруг» быть не должно. Шило не забыли?

– Конечно, нет. Вот, – откликнулся Сашок, доставая из кармана кожаный чехол с торчащей из него круглой отполированной деревянной ручкой. – И у Коляна.

– Вот и хорошо, – сказал Федя. – Только подъедут – и чтоб сразу. Обе тачки. Не тянуть.

– О чем базар, Федя, – ответил Сашок. – Дело известное.

В глубине скелетно-ажурной арки, образованной кронами деревьев, все стремительнее сгущавшей под своим сводом фиолетовую тьму сумерек, из-за изгиба дороги вынырнула одна машина, затем другая. Первой шла черная «Волга», второй – серые «Жигули»-семерка.

– Все, ребята, напряглись. Главное, не бздеть, – почему-то вполголоса произнес Федя. – Покажем, кто здесь хозяин.

– Покажем. Хрена ли, – одновременно, сливаясь голосами, отозвались Колян с Ленчиком.