Солнце сияло

Казаки, вот что, связанное со Стасом, угнетало меня, понял я, когда эскалатор нес нас на своем ребристом ступенчатом теле в змеиное чрево подземной дороги. С теми, что приезжали на стрелку с другой стороны, все было ясно. Бандиты и бандиты. Но что это за казаки у бывшего подполковника милиции? Почему они казаки? И зачем я так нужен был им в пристяжку? Как это так усиливал их своим присутствием?

Мы сошли с эскалатора, Стас начал заворачивать налево – к поездам, идущим в центр, – понуждая меня напором плеча присоединиться к его маневру, – я не уступил ему. Около стен в зале стояли мраморные скамьи со светло-коричневыми деревянными сиденьями, и я движением подбородка указал Стасу на них:

– Пойдем посидим.

– Какое сидеть?! – Стас вновь попытался нажать на меня плечом. – Вон поезд подходит. – (Я услышал грохот колес и шип тормозов, выносившиеся в зал с платформы.) – Поедем домой, там и насидимся. Банку раздавим. После такого-то дня.

– Мне еще обратно в Стакан нужно, – сказал я.

Что было неправдой. Не нужно мне было в Останкино. Вечер был у меня расчищен до ночи. Но в тот момент я так и чувствовал: куда-куда, только не с ним.

Мы сели на свободную скамью – чтобы никого рядом, – и я спросил Стаса, избегая смотреть на него:

– Объясни мне, очень тебя прошу, кто они такие, эти казаки?

– Кто-кто, – сказал Стас. – Помогают Феде. Видел же сам. Как на такую стрелку без людей.

– Платит им за это, да?

– Ну что, – Стас хмыкнул. – Отстегивает, конечно. Приходится.

– Нет, ну а почему казаки? Какие они казаки? Откуда у нас вдруг казаки взялись?

– А, ты об этом! – Стас хохотнул. – Ну, хотят так называться, так что ж. Кто им запретит. Хотят и хотят. Пусть.

– А может, они тоже бандиты? Как те? Может, казаки или бандиты, по сути – без разницы?

– Это ты брось! – В голосе Стаса прозвучало нечто вроде угрозы. Он словно бы сказал мне: будешь настаивать на таком утверждении – я тебе враг. – Нашел братков. Братки какие, видел? Между прочим, в таких же куртках, как у тебя. Это, получается, кто на них больше похож?

– Я?! – Неожиданность сравнения оглушила меня. – Из-за куртки?

– Из-за куртки, конечно, – подтвердил Стас. – Одежда – отражение человеческой сущности, известное дело. А эти – в камуфляже.

– Так только в одежде дело? – Я не понимал, то ли Стас, не желая дать мне прямого ответа, элементарно дурит, то ли вполне всерьез. – При чем здесь одежда?

– Слушай, ну отстань, пошел на фиг! – вскинулся Стас. – Ты меня начинаешь доставать.

– А ты меня, – парировал я, не сумев изобрести другого, более достойного ответа.

– Кто, я?! – воскликнул Стас. – Это я тебя сюда усадил? Кто сюда кого усадил? Я?!

То, как он вскипел обвинением, ясно свидетельствовало: про одежду – это была не шутка, это было всерьез.

– Ты давай скажи еще, из-за куртки меня и позвал, – проговорил я с иронией. – Казаки в камуфляже – кого испугаешь, а от моего пуховика сразу должны были в штаны наложить!

Кипяток, бурливший в Стасе, словно бы в одно мгновение остыл до комнатной температуры. Стас сделался тих, мирен, и на лице его воцарилось выражение винящейся кротости.

– Позвал и позвал. Чего ты. Объяснял, почему позвал. Федя просил.

– А может, мне Федя деньги должен? Как казакам. Что же, им – бабки, а я – за так.

– По дружбе, Сань, по дружбе, – забормотал Стас. – Ну что ты, в самом деле. Это ты для меня. Спасибо тебе. Федя просил, а ты для меня. Так Феде было нужно. Так по его раскладу требовалось.

Не произнеси Стас этого слова – расклад, – меня бы не осенило. Ну, может быть, как-нибудь, когда-нибудь, рано или поздно, но не в тот миг. Однако он произнес «расклад» – и словно некая дверца раскрылась у меня в мозгу, и мне все стало ясно. Это бывает так: вдруг какое-то слово оказывается ключом, прозвучало – и тебе открывается знание, которое в потаенном виде хранилось в тебе, сидело, но было тебе недоступно.

– Стас! – сказал я. – А ведь ты знал, зачем я был нужен Феде.

– Что я такое знал? Не понимаю тебя. Что ты имеешь в виду? – снова забормотал Стас. – Нужен и нужен, что еще?

– Нет, именно я. В пристяжку к казакам. Много ли от меня толку?

– Не понимаю тебя. Что ты такое, о чем ты. – бормотал Стас, и это бормотание выдавало его почище прямого признания. Оно было похоже на предательскую дырку в носке. О которой обладателю ее прекрасно известно, нужно прилюдно снимать ботинки, нельзя не снять, и все, что можно предпринять, – это лишь оттянуть мгновение позора.

Подойди, обернувшись, поманил меня Федя гребущим движением руки, – так эта картина и стояла у меня перед глазами, будто мне назначено было запомнить ее до конца дней. Я нужен был ему как громоотвод. Чтобы бугаю было на ком разрядиться. Казаки, те на эту роль не годились, подставь он так кого из казаков, это обошлось бы ему слишком дорого (для кармана, наверное, прежде всего), а из меня громоотвод был самое то. Еще и бесплатный. Может быть, нужды в громоотводе могло и не возникнуть – в случае удачного исхода стрелки для бугая, – но базар стал клониться в сторону Феди, и Федя подставил меня бугаю под его молниевый разряд.