Солнце в огне

– Кто стоит за твоей спиной, Рэвон? – спросил он, когда камешки спрятались в холщовых мешочках, а доска – в ящике, непозволительно близко к карте. Рэвон выпрямился.

– Зло, ваше высочество. И его стрела метит промеж лопаток не мне.

Он ушёл, оставив Ли Хона в раздумьях, но эту загадку принц раскусил быстрее, чем затихли шаги Рэвона.

Стрела метила в Нагиля.

Мишенью всегда был Дракон. И Ли Хон был для него приманкой.

* * *

Начался месяц сосоль[25], сезон малых снегов. Ли Хон теперь старался проводить в саду больше времени, наблюдая, как медленно и тихо падают с неба первые снежинки. Серые из-за стоящего над Ульджином смога от регулярных залпов из пушек с кораблей Тоётоми. Редкие из-за нагретого взрывами воздуха.

Знал он катастрофически мало, но из подслушанных разговоров асигару понял, что отвоёванные японцами территории медленно освобождались под напором вдвое увеличившегося чосонского войска. Ли Хон делал выводы, которые его обескураживали: похоже, к Чосону присоединилась Империя Мин, но на каких условиях они договорились, если Нагиль передал указ нового короля в руки Совета? Он переживал, хоть и старался не показывать вида, что Совет всё же бросил его и отказался от законного наследника Чосона.

Тогда действия Нагиля обретали смысл: не получив помощи у Совета, он обратился к Дракону и теперь на своих условиях вершил суд. И отдавал Великому Зверю власть большую, чем тот должен был получить над его телом. И не хотел возвращаться в смертный мир, где его вновь предали.

Ли Хон приходил в свои скромные покои, садился перед столом и долго сидел без света, думая, как скоро японский генерал решит выставить его перед войском, чтобы дразнить Дракона и угрожать Нагилю.

Хорошо, думал он, Нагиль не стал дарить ему обещание о спасении. Ли Хон не вынес бы снова наблюдать зрелище того, как Дракон пожирает изнутри человека всего лишь за попытку того сохранить честь.

– Вы опять ничего не съели, – посетовала пришедшая к нему Харин. Она собрала полупустые миски с рисом и смоченными в рассоле листьями капусты и поставила перед замершим принцем досочку с жареной рыбой.

Ли Хон удивлённо охнул.

– Поймали сегодня в озере, – объяснила служанка. – Три больших рыбины, японцы съели почти всё, но я спрятала для вас хвостик. Поешьте, ваше высочество, вы исхудали.

Ли Хон улыбнулся. От редкой заботы даже исподтишка он начинал думать, что не всё для него потеряно.

Плохие мысли, скверные мысли. Он зажмурился, представляя, какими словами обругал бы его Нагиль за потерю надежды, и кивнул Харин, чтобы отвлечься.

– Присядь-ка. Давай вместе съедим, тут хватит обоим.

Харин покосилась на закрытые двери, за которыми ближе к ночи начинали ходить асигару, и сердито поджала губы.

– Ваше высочество, мне же нельзя…

– Скажем, что ты прибиралась в комнате, потому что его нахальное высочество разбросал все вещи, как капризный ребёнок, – быстро ответил Ли Хон и потянул упирающуюся служанку на пол.

Дом согревался, как и прочие, углями, которые засыпали в котлы прямо под полы комнат, но с приходом первых заморозков холода становились всё ощутимее, поэтому Ли Хон старался как можно реже сидеть, а на ночь даже не раздевался. Мылся он тоже редко: купальни наполняли водой и топили крайне неохотно, и ему оставалось только виновато смотреть на заляпанную одежду Харин и спутанные от пыли и пота волосы.

Она села, не поднимая взгляда от стиснутых на коленях рук. Ли Хон придвинул к ней доску с рыбой, положил рядом палочки.

– Ешь. Держу пари, ты тоже сегодня голодала.

Харин промямлила слова благодарности и потянулась к рыбе. Ли Хон наблюдал за тем, как медленно и нерешительно она кладёт каждый кусок в рот, как дрожат от голода её бледные губы.

Как-то, когда Сон Йонг проводила вечера в его домике в деревне призраков и рассказывала небылицы из Священного Города, она поведала, что сюжетов о том, как принцы влюбляются в служанок, в её мире полным-полно. Ли Хон никогда не поверил бы в эту дикость, если бы не понимал, насколько далёкими от реальности Чосона были её сказки. Сон Йонг звала его страну не-Чосоном и утверждала, что всё здесь течёт не так, как должно бы.

Теперь же, проводя в запертом пространстве столько дней и ночей, пребывая в неведении, отрезанный от большого мира, Ли Хон думал, что сам попал в сказку. Страшную, одну из тех, что рассказывают королевы-матери своим сыновьям, чтобы те не вздумали влюбляться в служанок из дворца и крутить интрижки, не согласованные с королевским Советом.

– Мне неловко, что вы смотрите, ваше высочество, – тихо сказала Харин. Ли Хон моргнул и совсем просиял.

– Прости, ничего не могу с собой поделать. Ты единственная, кто позволяет мне хотя бы смотреть на себя.