Солнце в огне

– Я купил одни в Хансоне, – продолжал Нагиль, не поднимая головы, – ярко-красные, с вышивкой. Красивые. Потом увидел ещё красивее и купил их. И в каждом городе, где я был, меня несло на рынок в обход дворцовых стен, пока меня ждали, и покупал тебе танхэ, ханбок или пинё. Ты говорила, что не любишь их, они втыкаются в голову, и волосы потом болят, я помню. Но я смотрел, как знатные дамы покупают украшения, и думал, что тебе такие тоже захочется.

Он оторвал лоб от коленей Йонг, поднял, наконец, голову и посмотрел на неё так пронзительно, так жестоко – прямо в глубь её глаз, прямо в сердце, что то на долгое мгновение просто остановилось.

– Минджа, я не думал, что ты вернёшься, – сказал Нагиль. – Но у меня в казарме два сундука вещей, которые никто, кроме тебя, не наденет.

Йонг всхлипнула, почти зарыдала, и, наконец, обняла его обеими руками за плечи, спрятала лицо в сгибе его шеи, прожигая слезами ледяную кожу.

* * *

Нагиль попросил её подождать снаружи, и Йонг сидела, подпирая спиной стенку рядом с дверью в купальню, уткнувшись горячим лбом в колени. Кажется, ей нужно было сменить мокрый ханбок, и она даже представляла, что найдёт его в спальных покоях, где-нибудь в сундуках, но не могла встать и уйти, теряя время на бессмысленные действия.

Сердце всё не успокаивалось, кровь стучала в ушах, кружилась голова. Когда дверь купальни открылась, Йонг успела искусать губы так, что те распухли, и Нагиль, взглянув на неё, тут же отвёл взгляд.

– Пойдём, – сказал он и протянул руку. Как прежде. Йонг вложила свою ладонь в его привычным движением и позволила вести себя по коридорам, ступая осторожно и тихо, боясь, что в её мир, окутанный сейчас тишиной и льдом, прорвутся незваные гости.

Нагиль привёл её в свои покои, пропустил вперёд перед дверью, исписанной с внутренней стороны уверенной рукой Лан. Символы Дракона, Феникса, Единорога, Тигра и Черепахи украшали бумажные ширмы, расставленные вдоль стен, под потолками висели талисманы с камнями, которые слабо качались на коротких и длинных шнурах от задувающего из открытого окна ветра. Нагиль закрыл его, перед этим выглянув во двор, и постоял спиной к Йонг, давая ей время освоиться.

Комната была больше, чем те, что она видела во дворце, стояло два стола, один у окна, другой в центре, а дальше, на возвышении за деревянными колоннами, исписанными чертами-яо, скрывались в темноте сундуки и разложенный у стены футон. Йонг прошла к столу у окна, заваленному клинками, кинжалами и картами, провела по ним пальцами. Всё было таким знакомым, таким понятным её взгляду, что снова захотелось плакать. Йонг сглотнула, получилось громко, и Нагиль повернулся к ней.

– Ты голодна? Я попросил приготовить что-нибудь, если ты не успела поесть, и…

Йонг улыбнулась, снова кусая губы.

– Чунсок меня накормил. Меня стошнило. – Она не поняла сама, зачем сказала это, и опустила голову, пряча краснеющие скулы. – Это из-за асигару, вернее, из-за меня, я… Ох.

Нагиль подошёл к ней и аккуратно взял за руку.

– Знаю, – сказал он. – Это имуги, и ты не обязана объясняться. Намджу рассказал, как всё было. Тебя бы убили, если бы ты не защищалась.

Йонг услышала в его голосе сталь и подняла взгляд, упираясь в его сосредоточенное лицо.

– Я так по тебе скучала, – засипела она, пытаясь увести его от дурных мыслей. – В моём мире я видела многих людей, похожих на здешних, видела даже Чжисопа, представляешь, а потом встретила человека с твоим лицом, у него даже имя было такое же, и я так злилась на него за то, что он смеет носить твое лицо и говорить твоим голосом. Мне казалось, я задыхаюсь там, умираю каждый день, и не было ни секунды, чтобы я не думала, как вернусь к тебе и всё станет по-прежнему, и ты будешь ругать меня за то, что я тебя не слушаюсь. Но я больше не стану, слышишь? И ты можешь ругать меня, я не против, правда.

Нагиль резко выдохнул, притянул Йонг к себе и обнял. На нём была плотная чогори, почти новая, судя по жестким складкам на плечах, в которые Йонг уткнулась лицом. Тёмно-зелёная, такого же цвета, какие он носил раньше. Ничего красного – ни воротничка, ни окантовок на рукавах. Йонг вдыхала запах его кожи, пробивающийся сквозь ткань, обвивала руками за талию и вслушивалась в мерное биение сердца.

Дом. Она была дома, и эта банальная, глупая, абсолютно клишированная мысль принесла ей такое счастье, что Йонг качнулась, противясь слабости, растёкшейся по телу словно сироп, каким поливают медовое печенье.

– Присядь, – сказал Нагиль. Выдвинул к ней стул у круглого стола в центре комнаты, усадил на него Йонг, а сам опустился перед ней на колени и посмотрел снизу вверх. – Столько всего произошло, пока тебя не было.

– Чунсок рассказал мне, – нетерпеливо прервала его Йонг. Ей казалось, что если она будет молчать, то взорвётся подобно сверхновой. – Я теперь должна носить сто слоёв ханбока и играть роль ученицы Лан, я всё знаю.

– Не всё, – ответил Нагиль. Что-то в его голосе заставило Йонг остыть. – У тебя будет время освоиться, но прежде всего ты должна знать, что…