Солнце в воротах храма. Япония, показанная вслух

Эта их особенная дотошность и довела бумагу до состояния, которое известно как «ва́си» (和紙), то есть собственно японская бумага. Очень качественная и дорогая – сейчас её используют, в основном, для каллиграфии, особо ценных писем, оформления предметов искусства или дорогих художественных альбомов. Бумагу «васи» очень трудно порвать руками. У нас её часто называют «рисовой бумагой». Но из риса, пшена, бамбука и пеньки делают бумагу дешёвых сортов. А у «васи» состав поблагородней: викстремия (волокна коры гампи), эджвортия, бруссонетия – растения, которые у нас днём с огнём не сыщешь. Даже в Японии они растут далеко не везде, их выращивают специально и вырубают по годовым квотам в весьма ограниченном количестве, чтобы всякими экспериментами добиваться нужной мягкости волокон и особо благородных оттенков. «Васи» – это нежнейшая фактура, которая обязательно должна быть шершавой, чтобы кисть по ней бежала как надо.

Итак, обобщаем: в VII в. начинается технологический информационный бум в Китае. Вместе с буддизмом приходит технология печатных литер на дереве, то есть ксилография. И японцы начали одновременно с этими картинами вырезать и текст. То есть первые японские печатные тексты были фактически частью «ускользающих миров» укиё-э. И буквы, и картинка – всё вырезалось вместе.

Печатая особо важные мысли на этой супербумаге, японцы начали сворачивать её в формат, который назвали «кансубо́н».

Вообще, в истории японской книги насчитывается около шести различных книжных форматов. Самым ранним форматом и был кансубон (巻子本), буквально – «скрученная книга», то есть рулон, или свиток. Длинный лист с текстом сворачивался так же, как и у свитков в Европе. А к нему уже придумывались всяческие приспособления: зажимы, чтобы свиток не разворачивался когда не надо, футляры, в которых он хранился и переносился с места на место, прищепки для закладывания в самых важных местах текста, пресс-папье и линейки, которые подкладывались для удобства чтения, и так далее. С расцветом ремёсел в эпоху Токугава возникла целая индустрия таких аксессуаров, изготавливались они из ценнейших материалов – камня, кости, драгоценных металлов – и стоили порой целое состояние.

В наши дни японские мастера то и дело восстанавливают, как всё это выглядело в древности. И в каком-нибудь модном художественном салоне можно купить действительно дорогой свиток – например, с древними стихами «Манъёсю», или пятистишиями Ки-но Цураюки, причём с имитацией его неповторимого почерка. То есть дорогой «винтаж», который расценивается уже как ручная работа «под древность», произведение искусства и так далее. О тиражировании, понятно, речь уже не идёт.

И вроде бы всё с этими кансубонами было удобно. Так удобно, что печатать их стали больше, а сами свитки становились всё длиннее. И когда такая «скрученная книга» в развёрнутом виде уже не помещалась в доме, её стали складывать в гармошку.

Так появился новый книжный формат – «орихо́н» (折本), то есть «согнутый свиток» – нечто вроде нашей «книги-раскладушки».

В Китае уже много веков по этому принципу делались веера. Но именно японцы постепенно довели эту идею до слияния с книгой. Проще говоря, веер стал переходным этапом между свитком и современной книгой.

Вот представим, какой-нибудь важный чиновник выходит в свет, на нём церемониальные одежды, а в руках – строгий тёмно-фиолетовый веер. И на этом веере может быть написана буддийская сутра, которую надо чаще повторять, чтобы окружающие тебя слушались. Это – часть имиджа, своеобразное знамя, которым человек заявлял о себе.

И уже в начале эпохи Токугава начались все эти знаменитые веерные шоу, когда с помощью вееров рассказывались истории. Веер стал неотъемлемой частью представлений «ракуго́» – театра одного актёра, в котором рассказчик рассказывает истории в лицах, пользуясь веером для передачи тончайших нюансов и эмоций в своих монологах. Всё это также определило неповторимость японской книги, как сами японцы они её понимали. Проще говоря, книга-веер в голове японца стала ещё и частью театрального представления.

Разумеется, огромную роль здесь играли не только слова, но и стиль их написания, и оформление – цвета, образы, символы и картинки. Которые, опять же, печатались тем же способом, что и гравюры укиё-э.

Вот в чём, пожалуй, главное отличие японской книги от её западных аналогов.

Технически японская книга возникла из синтеза текста с ксилогравюрой и театром. То есть, в эстетическом смысле, – из мира изобразительных искусств.

На протяжении всего Средневековья текст литературного произведения крайне редко обходился без иллюстраций. Когда мы читаем Пушкина, мы вовсе не требуем, чтобы рядом с текстом нам обязательно показывали, что там пририсовывал Александр Сергеевич своей недрогнувшей рукой. А ведь он, как мы знаем, тоже баловался зарисовками на полях черновиков, поскольку чувствовал: без вспомогательных картинок и текста-то не сочинишь-то как следует. Но многие ли вспоминают те картинки, открывая «Евгения Онегина»?