Солнце встает из-за Лувра

Лёрё возник из зеркальных глубин, принялся готовить свой чемодан, раскрытый на кровати. Лёрё был одет в темный элегантный пиджак и полосатые брюки, Как у шефа секции в универмаге. Надвинутая шляпа защищала его глаза, хотя свет лампочки, висящей на потолке, я бы не назвал слишком ярким. В номере витал аромат гаванской сигары, потухший окурок которой еще торчал у него изо рта. «Ну что? – сказал я,– отваливаем? Возвращаемся домой?» – «Как видите,– произнес Лёрё, сделав широкий жест рукой.– Эмили будет довольна».– «М-м-м». Он запихнул одежду в чемодан… сорочки, носки… «Вы сыграли со мной забавную шуточку»,– сказал я. Он тихонько усмехнулся. «Ладно, неважно,– продолжал я.– Поставлю это в счет, который отправлю вашей жене».– «Да, конечно»,– проворчал он. И снова принялся посмеиваться, сигарный окурок плясал у него во рту. Я зевнул и ответил: «Привет, Лёрё. Мне платят за то, чтобы я посадил вас в обратный поезд. И я не собираюсь задерживать ваш отъезд».– «Привет»,– ответил он. И, повернувшись ко мне спиной, налил себе выпивки в стакан, не предлагая мне. Потом снова растворился в зеркале и вскоре попал под колеса машины. Чемодан, где были носки, сорочки, толстый бумажник и куда залез Альберт, еще несколько секунд оставался лежать на кровати, затем исчез, в свою очередь.

От алкоголя или от лихорадки я начал сучить ногами, совершенно помимо своей воли.

– Ведь это же прямо лезло в глаза,– сказал я вслух.

– Вы опять начинаете? – сказала Элен.– Вы целых пять минут лежали тихо, но так не могло продолжаться. Мне думается, что надо позвать доктора… одного из ваших друзей…

– Не надо доктора,– сказал я,– немного водки, Элен.

– Я дам вам таблетку. У меня нет водки, а есть спирт 90 градусов, но я дам вам таблетку.

Она начала готовить какую-то чертову смесь.

– Элен, что это за картина?

– Какая картина?

– Вот эта дурацкая кривобокая.

– Дурацкая картина, как вы говорите. Не более.

– Случайно не подписанная Рафаэль?

– Оставьте Рафаэля в покое.

– Я бы с удовольствием, но он настаивает.

– Выпейте это.

Она поднесла успокоительное лекарство к моим губам. Я отстранил его:

– Тогда вы посмотритесь в это зеркало. Посмотритесь же, Элен!

– Никогда не надо перечить больным. Ну вот, я смотрюсь в зеркало.

– Вы видите, как вы красивы. Но вы будете еще красивее, если… А это зеркало как держится?

– На бечевке за крюк. Не такая уж это красивая комната. Так вешают картины только убогие.

– Убогие? Сильно сказано. Влезьте на стул и рассмотрите эту убогую систему.

– А в это время вы будете пялиться на мои ноги? Определенно вам уже лучше.

– Да, в двух смыслах, мадемуазель Шатлен.

Она взобралась на стул.

– Пыль?

– Много. Определенно…

– Не повторяйте без конца «определенно». И перестаньте без конца поносить эту комнату. Это – комната принцессы. Более или менее. Шнурок новый?

– Нет. Но концы очень длинные.

– Потому что недавно подтянули зеркало к стенке.

– Возможно.

– Спасибо. Спускайтесь с вашего стула, задрав немножко юбку, чтобы компенсировать мои расходы.

Она, конечно же, спустилась со стула как можно скромнее. Некоторые девушки никогда ничего не поймут.

Я встал. Несмотря на ее возражения, я, в свою очередь, взобрался на стул. Я шикарно выглядел в трусах и болтающейся рубашке. Развязал узел на шнурке, оттянул зеркало от стены и запустил за него руку. Вытащил оттуда нечто, что походило на толстое полотно. С одной стороны оно было шершавым, с другой тоже более или менее, но приятным для глаз, полным красок. Красивое и не громоздкое. 50 на 25 сантиметров.

– Боже мой! – произнесла Элен.

– Давайте сюда девяностоградусный спирт! Я хвачу пол-литра.

Она машинально протянула мне флакон. Я поднес его к губам:

– За твое здоровье, Рафаэль!– сказал я, дрожа как осиновый лист.