Дядька-Тимофей действительно спозаранку, почти в темноте двинулся к зарождающейся заре, в Палестину. Разговор с отшельником о пустынях и движениях литосферы подвинул его мысль вообще к особенностям земного климата, пригодного для человека. Ему однажды привелось подсчитать разницу в получении света от солнца в северном и южном полушариях, но он тому особого значения не придал. Только подивился. А теперь предался более глубокому размышлению. Благо, ходьба тому способствует. «Ведь неспроста большая часть суши расположена в северном полушарии, – думалось ему теперь. – В нём больше светового времени, чем в южном. Летний период между равноденствиями длиннее такого же зимнего, летние дни длиннее зимних ночей. И здесь же родились все цивилизации. И населения в несколько раз больше, чем в южном полушарии, где всё наоборот. Только вот обширная Сибирь почти непригодна для жизни из-за холодов. Странновато. Ждёт, наверное, она прихода лучших времён для себя. Тогда и заселится. А если ещё обратить внимание на близость и удалённость земли от солнца, то окажется, что северное полушарие ещё более благоприятное, нежели южное. Когда у нас зима, земля ближе к солнцу, дабы холод не слишком хозяйничал. А когда лето, земля удаляется от него, дабы не слишком жгло. Вот и получается, что всё это не зря так задумано. Ждёт Сибирушка лучших времён».
Вместе с восходом солнца из песков, когда обитель отшельника была уже далеко позади, поднялся могущественный ветер, вздымая с барханов тучи песка и пыли, будто снова закапывая солнце туда. Небо и всю земную округу объял желтовато-красный вихрь, не позволяя путнику понять, в какую сторону он идёт. Не видать ни одного предмета, напоминающего хоть какой-нибудь ориентир, какую-либо путевую вешку. Сплошное замешательство. Но путник, согнувшись до самого долу, всё шёл да шёл куда-то наугад, с опаской предполагая, что идёт верно, шёл, пока не иссякли его силы. И сомнения тоже взяли своё. Возник прямо перед ним большой камень, будто некое знамение. Дядька-Тимофей остановился и лёг ничком вдоль направления своего пути, пытаясь укрыться от вездесущего ненастья, хоть и в благодатном северном полушарии. Навалилась на него усталость вместе со слоем песка. Многократная тяжесть внутренняя и внешняя увела его в дрёму под шум песчинок, ударявших в камень дыханием бури. Затем он по-настоящему заснул. И приснилась ему Сибирь, заполненная поселениями да субтропическими лесами. Он там гостил у зажиточного крестьянина, и тот ему рассказывал о благоприятной жизни в этих местах. Белозубая улыбка меж розоватых щёк не спадала с его лица и долго маячила перед снотворческим взором. Пробудился Дядька-Тимофей из-за нежданной тишины. Солнце светило прямо перед ним низко над горизонтом, но не поднималось, а наоборот, стремилось там сокрыться. "Запад. Выходит, я долго шагал в обратную сторону, – осознал путник с досадой, – придётся завтра поправлять дела. Точен был отшельник, уговоривший меня не изводить мой запас провианта у него в пещерке, но оставить на дорогу. А ещё больше точен, когда говорил, что опрометчивые предположения сбываются как раз наоборот. Лишний раз убедился, когда так легко попал на крючок собственной ложной правоты, не имея ни единой вехи для верного пути".
И впрямь, до обитаемой деревни ему предстояло идти ещё весьма долго и мучительно. Тут тебе и пелена бурь да изнуряющая жара, тут тебе и коварство змей да назойливость насекомых, тут тебе и высокие обрывы да широкие трещины перед ногами, тут тебе и манящие миражи с озёрами да заброшенные поселения с засохшими кустами. И мысли. Об освобождении от всяческих препятствий да о малом глотке истинной свободы. Жгучие да холодящие, не дающие уснуть. Истощив съестные и питьевые припасы, измотав собственное тело и ум, Дядька-Тимофей добрёл до неизвестного палестинского поселения, почувствовал дух свободы и пал без прочих чувств подле колодца.