Солнцестояние, или Мало-Александрийская история

После окончания знаменитой битвы на Волге, когда враг был отброшен далеко назад, и «Грозерфёейринг» завис на юге и на севере, медленно отползая на запад, появился на свет Божий ещё один внук Павла Васильевича, он же внучатый племянник Дядьки-Тимофея. «Ну, точная копия Дядьки-Тимофея, – в один голос твердили молокане-малоалександрийцы, глядя на него, – только глаза уж особенные какие-то». Почти все родственники советовали назвать его тоже Тимофеем. Пусть будет Тимофеем Тимофеевичем, поскольку и отец и дядька носят это имя. Вместе с тем, трёхлетний брат новорожденного упрямо повторял: Юра, Юра. Откуда он взял это имя, не встречающееся ни у кого из родственных душ во многих поколениях, неизвестно. Может быть, ему просто нравился такой звук. Вот и назвали маленького человечка Юрием. А впереди младенца с особенными глазами незримо маячили уготовленные дальнейшие вехи жизненности, которые всегда нужно замечать, цепляться за них и не терять, стремиться к ним и не проходить мимо, даже пусть где-нибудь подолгу заблуждаясь. В лесу глухих предвзятостей, в степи раздолья мысли, в ущельях гор борьбы за выживание. Долго. До самых преклонных годов.

А спустя месяц с небольшим, силою русского войска и поддержкой сферы разума, обнажающей вехи жизненности, блокада Столицы отогнулась, надломилась и полностью снялась. Верховный главнокомандующий впервые за всю войну явил себя публике. Шла середина зимы, однако уже шестой день продолжалась лёгкая оттепель, и только редкий мокрый снег напоминал о ней, ниспадая планирующими хлопьями. Они становились капельками воды, стекая вниз по немытым оконным стёклам, и сливались в тонкие струйки подобия слёз. Будто город обращал годами накопленный хлад смерти в слезинки долгожданного, почти невозможного родничка жизни. А на щеках горожан тающие снежинки сливались с настоящими тёплыми слезами. Сталин выступал возле Марсового Поля у подножья памятника Суворову. Истощавшее, покрытое оспинами лицо Верховного главнокомандующего казалось столь же твёрдым, что и бронзовое лицо Суворова за его спиной. Он снял с головы маршальскую фуражку, позволив снежинкам застревать в смоляной шевелюре, создавая там некое подобие ореола, и произнёс одну из знаменитых речей, закончив словами: «Мы выстояли и не сдались, а враг будет повержен и сдастся нам в своём логове, в Берлине». Над центральной маковкой Спаса-на-Крови показалось низкое жёлтое солнце, осветив золотом ожившие лица горожан, стоящих вдоль набережной и на Троицком мосту.

На следующий год, под конец зимы, в Малой Александрии, близ величественного собора святого Георгия Победоносца, напоминающего Морской собор в Кронштадте, но с добавлением высокорослой колокольни, внутри светлого и лёгкого терема в древнерусском стиле с многочисленными озеленёнными двориками и одним парадным садом, состоялась судьбоносная конференция трёх держав. Главы Российской Федерации, Соединённых Штатов и Великобритании учредили основные позиции будущего мироустройства, поскольку исход войны был уже предрешён. Тогда же, Мария Николаевна Попова, жена Тимофея Павловича Ветрова, чуя тоже некую предрешённость для своего младшего сына, точь в точь похожего на Дядьку-Тимофея, но с необычной выразительностью глаз, тайно крестила его в Георгиевском храме. Она, подчиняясь специфической линии своего характера, всегда ставила себя в оппозицию по отношению ко всем родственникам, в том числе к их религии, отвергающей всякие таинства православия, в том числе крещение. Особенно эта линия касалась мужа. Она считала его вовсе неудачником, неумекой и просто плохим человеком. Их семейная жизнь чрезмерно полнилась односторонними упрёками жены, возводящими вихри неприятности, граничащие с откровенной злобой, редко сменяя себя на что-нибудь ладное. Зато младшего сыночка она обожала до безумия. Ради него была готова на любую жертву и любой подвиг. Её главная задача – вывести любимого сына в люди. Чтобы он стал достойным человеком и даже чем-нибудь знаменитым. «Не как твой плохой отец», – говорила она столь часто, что ребёнок привык видеть в отце что-то недостойное. К старшему сыну она относилась холодновато. Возможно потому, что его любил именно отец, то есть, ненавидимый ею муж. Тем не менее, что-то всё-таки удерживало вместе Марию Николаевну и Тимофея Павловича многие и многие годы.

После знаменитой «Мало-Александрийской конференции» осторожные турки, замечая необратимый ход военно-политических событий, вышли с инициативой подсобить потенциальным победителям, и влились в их коалицию. Один за другим, и другие бывшие союзники Германии откалывались от неё, и переходили на сторону победителей, надеясь отхватить себе кой-какие преференции после окончательной победы. В начале мая Иван Павлович Ветров на своём грузовике с боеприпасами въехал в поверженный Берлин.