Солнцестояние (СИ)

Все мужчины кхазад воины. Все умеют останавливать зарвавшегося собрата. Оин был староват для прямого боя, но, оскорбленный Двалином и его внезапным порывом, недолго примеривался, прежде чем как следует треснуть его по макушке своей гигантской лекарской сумкой. И успел сделать это трижды.

Голова у Двалина загудела: сумка была не из легких. Ударить старика в ответ было нельзя. Требовалось иное средство. Не соображая, что делает, он легко выставил пожилого лекаря из спальни, проигнорировал шокированные лица друзей и родни, вернулся – и запер за собой дверь, для надежности подперев сундуком. Женщины, собравшиеся у постели Дис, смотрели на него с возрастающим удивлением.

- Дис, - прошептал Двалин, подхватывая ее за плечи, и беспорядочно целуя в мокрые виски, - ну, я здесь. Все хорошо, моя маленькая. Мое солнышко. Моя девочка.

- Двалин, - утыкается она носом в его ухо, и снова стонет – странным, высоким голосом, не похожим на себя. Двалина колотит от ужаса и странного предвкушения, но будь он проклят, если сдвинется с места. Годами он мечтал сказать ей все эти слова. Годами мечтал, что она не перебьет, и пришел этот миг, когда ей нужны его признания, нужна его любовь – может, на час, на полчаса, на минуту всего лишь, но она примет его, по-настоящему полюбит и пожелает.

- В следующий раз… будешь… сам рожать, - и она хнычет, без слез, с невнятной обидой на природу.

«В следующий раз». Смысл сказанного не доходит. Какой там «раз», Двалину этот пережить бы. Страшно! Но он не уйдет, пока живой.

- Что делать-то мне?

- Ничего, она сама справляется, - веселым тихим шепотом доносится от Тотис с угла, - я бы вышла на твоем месте, ждать всего ничего!

- Не выйду! – упрямо замычал мужчина, холодея от того, что в самом деле, ему хочется именно этого – выйти, выбежать – и бежать далеко. И если это желание так сильно, что же, хотелось бы знать, заволокло его в эту страшную комнату в этот страшный миг?

- Ну, как знаешь.

- Но что мне… - Двалин на себя внутренне выругался, - ей же… больно…

- Конечно, больно, идиот, - это уже выжала из себя мокрая, красная и злая Дис, - заткнись просто… и будь здесь…

Сколько времени прошло, он сказать не мог. Помнил потом, что она то прижималась к нему, то отталкивала его, жаловалась ему слезно в плечо, и подвывала тихонько, а потом кричала – вот это было страшно, и он потел от ужаса и волнения. И еще хуже от того, что врага не было. Некого было винить, кроме себя самого. Но вокруг все были спокойны. Тихая радость и небольшое волнение наполняли комнату. Вот, наконец, Дис приподнялась, взмокшая и дрожащая, обхватила Двалина за шею – глядя в ее глаза, гном понимал, что она его, может, и не узнает. Однако со следующими словами он понял, что ошибся.

- Поцелуй меня, - тихо-тихо попросила она, и он рванулся навстречу ей, прижался губами к ее рту, сжал ее изо всех сил, и поймал ее невнятный протяжный стон.

- Можно, Дис, - весело сказала Тотис откуда-то снизу. Двалин отвернулся, зажмурился, и рад был бы заткнуть уши – только бы не слышать, не чувствовать ее последний крик. Но она и не закричала, лишь напряглась и выгнулась в его объятиях, и тут же с резким выдохом расслабилась. Вместо нее закричал кто-то еще. Кто-то новый. Двалин приоткрыл левый глаз, все еще сжимая тяжело дышащую Дис, и едва не задохнулся от изумления и осознания произошедшего.

- Отпусти ее, братец, - хмыкнула Мира, и едва не силой разжала пальцы Двалина, обхватившие Дис за плечи, - все уже, глупый.

Женщины хихикали. Над ним. Нарушив пространство женского царства, у них он вызывал лишь странный интерес и безудержную нежность. И насмешки, куда без них. Но Двалин не видел и не слышал ничего. Ему снова стало не по себе. Тотис накрыла Дис тонкой простыней. Под простыней что-то ерзало. Что-то маленькое.

- Дис? – голос его не слушался.

- Дай ей прийти в себя-то, герой. А вот дочку можешь взять.

Руки у Двалина тряслись. Он даже и смотреть не смел на то живое и возмущенное существо, которое держал в руках. Оно едва ли было больше двух его ладоней. Подержал. Подрожал вместе с ее судорожными движениями и попискиваниями, потея и ужасаясь свершившемуся. Поцеловал Дис в лоб – она слабо улыбалась, пребывая где-то в междумирье. Распахнул дверь спальни, вышел – навстречу ринулись сразу несколько теней от стен: Фили первый, Кили, отпихивающий его, блестящий глазами и взволнованный, протрезвевший Торин… Балин… Оин…

- Дочь, - глухо сообщил Двалин, с удивлением слыша свой хриплый, надтреснутый голос, - дочь у нас.

И сполз по стене в обмороке.

…

- Папи, - пискнула Двили, и сжала в пальчиках его бороду.

- Папа, - терпеливо повторил Двалин.

- Папи! – и маленькая девочка запустила пальцы другой руки ему в нос.

Гном вздохнул, осторожно отодвигаясь.

- Вот оно, коварство женщин, - смеясь, заметила Дис от зеркала, где прихорашивалась, - собственная дочь увела у меня любимого мужчину.

Сердце Двалина приятно окатило теплой волной. Но он сдержался. Только мягко улыбнулся гномке, снимая с плеч резвую не по своим годам крошку Двили.