Солнцестояние (СИ)

- Не пускай эльфов. Они полезут, как подгорные тараканы. Начнут просить – не давай ничего. Требуй компенсацию за каждое лишнее слово. Нанеси упреждающий удар. Обижайся. Шуми. Стучи кулаком. Оставайся холоден в сердце.

- А Кили?

- Кили – твой младший брат. И твой подданный. Ничуть не выше прочих. Не важнее их. Он не на той женат, его линия боковая. Скоро начнешь ему завидовать, - и Торин заставил себя улыбнуться, хотя и больно ему было видеть, как Фили вынужден принимать на себя такую тяжесть, как правление. И в том же возрасте, что он сам.

Фили словно угадал мысли бывшего короля.

- Не думай обо мне, как о ребенке, дядя, - попросил он, суровея лицом, - я справлюсь.

- Этого-то и стоит бояться.

Сосновое Плато иногда становилось настоящим местом тайного совета. Но Торин гнул свою линию: он больше не узбад. Отстранялся всеми силами от принятия даже незначительных решений. Вставал из-за стола, уходил, когда говорили о политике. Отшучивался на вопросы о том, как поступить в той или иной ситуации. Решение, даже принятое окончательно, простым не бывает. Но уходя - нужно уходить.

Рути была терпелива. Осенью отметили свадьбу по-настоящему. В тихом семейном кругу, с минимумом церемоний. Была даже Ори на сносях, и Дис с покрытой ветряночной сыпью Двили. Двалин тоже заразился, и все торжество сидел хмурый и в лихорадке. Но веселье удалось, хоть и оказалось тихим и, по меркам кхазад, даже скучным: никто не дрался, не ругался, не рубился на топорах. Посуду и ту не били – ее попросту еще не было.

Перезимовали. Весной затеяли огород, новую выплавку, пастбище и – по уже сложившейся традиции, принесенной Тауриэль, высадку деревьев. Поставили мачту с флагом Эребора и Дурина. Торин с удивлением обнаружил, что разгладились морщины на лбу, и побелел шрам на боку. Уже почти никогда не болела спина. Ногу иногда дергало, но в основном, в предгрозовую погоду.

Лето прошло в трудах и новом обустройстве. Фили почти не показывался.

Случилось несчастье с Ори – она потеряла второго ребенка, поскользнувшись и упав с лестницы. Врачи строго-настрого запрещали ей делать такой маленький перерыв между беременностями, но она хотела обрадовать любимого мужа, и не смогла предположить, что будет слишком слаба. В августе отчаявшаяся Дис привезла Ори с крошкой Форином на Плато, и оставила ее до выздоровления. К ноябрю гномка пришла в себя, поправилась, и Фили забрал ее и сына домой.

Торин не подавал виду, но слышал, как долгими осенними ночами Рути тихо всхлипывает на кухне. Он следил за ней в сто раз внимательнее после несчастья с Ори. Не давал ей поднимать ведро с водой, не позволял надрываться. Надеялся ее не обидеть своей иногда неловкой заботой. О том, что им тоже пришлось пережить крушение надежды, не говорили. Срок был слишком маленький, может, это было и не оно самое – то, чего гномы боялись, что не называли иначе как «потеря», иносказательно, опасаясь сглазить. А плакала Рути горько.

Но не при нем.

И только в конце второй зимы перестала. В Дейле бушевали волнения, и даже с горы можно было видеть пожары. Тревожные вести приносили вороны. Бард Лучник устал от собственной доброты и срывался в диктатуру. Трандуил то ли окончательно спятил, то ли опять ударился в принципы и устроил продуктовую блокаду – бессмысленную и демонстративную. Торину было наплевать. Ледники таяли. Он и Рути не вылезали из кровати, забыв о подготовке к весне, забыв обо всем на свете. Ласкали друг друга до изнеможения. Говорили, говорили, говорили. В основном о том, что будет дальше на Сосновом Плато – ведь, как поговаривали в Горе, немало было гномов, которые вовсе не возражали поселиться поблизости.

Двалин спалил бороду и впал в прострацию. Ори опять болела. Кили и Тауриэль пропадали где-то за пределами Горы, с каждым следующим путешествием уезжая все дальше и на все большее время. Дори переселился в Гондор, и все были в шоке от его внезапной решимости. У Даина в его холмах назревали крупные производственные перемены.

В феврале Рути забеременела. Торин заметил это даже раньше, чем она сама. Он осознал это одномоментно. Просто однажды она была сверху в постели и вдруг замерла на нем, слезла.

- Как будто что-то мешает, - пожаловалась она, - давай не так.

«Не так» получалось тоже отлично, но почему-то Торин понял правильно.

Через три недели Рути объявила о своей новости уже уверенно, и Торин встал перед трудным выбором: отправить ее в Гору или оставить дома на Плато. Рути ругалась, и возмущалась. Осталась дома. Время полетело быстро. Родне не говорили. Лишь когда гномка достаточно раздалась в талии, сообщили Дис.

Рути стала ласковей. Меньше дерзила и препиралась. Приставала к нему по сто раз на дню с поцелуями и нежностями. Хотела ничуть не реже, чем обычно. Любила. Любил ли он ее, Торин не знал. Может, должно пройти еще много лет. Может, его сын уже станет совсем взрослым, когда он осмелится начать разбираться в себе. Но достаточно было и того, что им вместе хорошо, спокойно и уютно, и не находится недомолвок и раздоров.