Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

В преследовании спекулянтов и мародеров Военно-революционный комитет будет беспощаден.

Военно-революционный комитет».

7

Петроградский Совет располагался в здании бывшего Смольного института.

На берегу Невы, на окраине города возвышались окаймленные темным золотом дымчато-голубые купола Смольного монастыря. А рядом — огромный фасад трехэтажного Смольного института с высеченным из камня императорским орлом над главным входом. В прежние времена здесь помещался знаменитый монастырский институт для девиц самых знатных русских фамилий. Патронессой Смольного института была сама императрица.

Авель добирался сюда на трамвае, вечно переполненном, с жалобным дребезжанием и со скоростью черепахи тащившемся по грязным улицам Петрограда.

В здании Смольного было больше сотни пустых комнат. Кое-где еще уцелели эмалированные дощечки на дверях с чинными надписями: «Классная дама», «IV класс», «Учительская». Но поверх этих дощечек, а иногда рядом с ними уже висели грубо намалеванные плакатики: «Исполнительный комитет Петроградского Совета», «ЦИК», «Бюро иностранных дел», «Центральный армейский комитет»…

В длинных сводчатых коридорах, освещенных тусклым светом редких электрических ламп, непрерывным потоком двигались бесчисленные толпы рабочих и солдат. Многие из них тащили громоздкие тюки с газетами, прокламациями и всякой иной печатной продукцией. По паркетным полам громыхали тяжелые солдатские сапоги. Повсюду плакаты, отчаянно взывавшие: «Товарищи! Для вашего же здоровья соблюдайте чистоту!» Но обращение это было подобно гласу, вопиющему в пустыне: новым обитателям Смольного было не до соблюдения правил санитарии и гигиены.

В южном крыле второго этажа помещался огромный зал; в прежние времена здесь устраивались балы. Ярко освещенный белыми канделябрами с сотнями электрических лампочек зал разделялся двумя рядами высоких мраморных колонн. В конце зала — возвышение, по обеим сторонам которого канделябры, а за возвышением — пустая золоченая рама: еще недавно в ней красовался портрет царя. В дни институтских торжеств здесь, вокруг великих княжон, толпились офицеры в блестящих мундирах, чинно приседали перед членами императорской фамилии трепещущие институтки. А сейчас… сейчас этот вал набит до отказа совсем другой публикой: ослепленные огромными белыми люстрами, на скамьях и стульях, в проходах, на подоконниках, далее на краю возвышения, предназначенного для президиума, сидят усталые, небритые, с провалившимися от бессонных ночей глазами солдаты в грубых шинелях и обмотках, крестьяне в зипунах и армяках, рабочие, матросы.

Зал не отапливается. Но в нем душно и жарко от дыхания сотен людей. Густой табачный дым сизым облаком плавает над их головами, еще более усугубляя духоту и без того спертого воздуха.

Авель вспомнил, как еще недавно он стоял в комнате, находившейся как раз напротив этого зала: там помещалась мандатная комиссия съезда Советов. Авель, только что зарегистрировавшийся (он тоже был делегатом съезда), внимательно глядел на прибывающих делегатов — солдат в пропотевших гимнастерках, бородатых крестьян в онучах, рабочих в сапогах и черных блузах. Работавшая в мандатной комиссии барышня, член плехановской группы «Единство», брезгливо поджимала губки: «Что^ за публика! Какой грубый, темный народ, не то что на первом съезде!» Что ж, барышня, пожалуй, была права. Мощная волна гигантского вулканического взрыва, потрясшего Россию, выплеснула на поверхность политической жизни страны самые глубокие народные низы. Теперь они сами будут решать свою судьбу.

А как бешено сопротивлялся старый ЦИК созыву этого съезда, как до последнего момента саботировал его, пытался сорвать! Назначенная старым ЦИК мандатная комиссия пыталась отводить одного делегата за другим, ссылаясь на то, что они избраны якобы незаконно. Газета «Рабочий и солдат» тогда писала:

«Обращаем внимание делегатов нового Всероссийского съезда на попытку некоторых членов Организационного Бюро сорвать съезд распространением слухов, что съезд не состоится, что делегатам лучше уехать из Петрограда… Не обращайте внимания на эту ложь… Наступают великие дни…»

И вот эти дни наконец наступили.

Авель еле держался на ногах от усталости. Военно-революционный комитет в десятой комнате на верхнем этаже заседал непрерывно несколько дней подряд. Каждую минуту приходили сведения от военных частей, переходивших на сторону народа. Все телефонные провода были перерезаны. Но военные телеграфисты наладили полевой телефон для сообщения с заводами и казармами. За дверями дежурило двенадцать добровольцев, готовых в любую минуту кинуться в самый отдаленный район города.

В комнату беспрерывно входили и выходили связные и комиссары. Докладывали:

— Царскосельский гарнизон стоит на подступах к Петрограду, в полной готовности защищать съезд Советов и Военно-революционный комитет!