Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

Друзья долго ломали себе головы над тем, куда бы перетащить типографию. И наконец решили, что временным их пристанищем может стать ресторан Николая Долидзе.

Двадцативосьмилетний Долидзе был человеком не совсем обычной судьбы. Учился в духовной семинарии, но за строптивый нрав, за бунтарские настроения его исключили. Насильно отдали в монастырь. Но не такой человек был Николай, чтобы заживо похоронить себя в каменных стенах монастыря. Он сбежал оттуда, приехал в Батум и поступил на завод Манташева. Тут-то он наконец нашел себя, свое настоящее призвание. Жил он на одной квартире с Ниношвили и Чодришвили — на той самой, где Ниношвили проводил нелегальные собрания революционной молодежи. За участие в одной из забастовок Николая Долидзе «попросили» оставить Маота-шевский завод. Он перебрался в Тифлис и некоторое время жил там, продолжая заниматься революционной работой. А в 1900 году по поручению Тифлисского комитета переехал в Баку, чтобы распространять здесь среди рабочих-грузин социалистическую литературу. Для маскировки открыл в Балаханах ресторан.

Казалось бы, ничего лучшего не придумаешь. Но Ладо и на этом не успокоился. Прошло еще несколько месяцев, и он объявил друзьям:

— Нет, братцы, с нашей маломощной типографией мы далеко не уедем. Нам надо хоть в лепешку разбиться, но завести наконец настоящую типографию. Хочу купить первоклассный станок. Американский.

Авель и Васо молчали. Они более или менее ясно представляли себе, в какую копеечку влетит им американский станок, которым собирался разжиться Ладо. О таких деньгах нельзя было даже и мечтать.

Но Ладо не унимался:

— Я каждую ночь вижу один и тот же сон: как выводят, сыплются словно из рога изобилия тысячи брошюр, десятки тысяч страниц. Что хотите делайте, а я не успокоюсь, пока не добьюсь своего.

Отсутствие денег было, конечно, важным препятствием. Но помимо этого существовало еще и другое, казалось бы, уже и вовсе непреодолимое. Американскую машину так просто не купишь, и контрабандой ее в Россию не провезешь. Ее можно приобрести только легальным путем. А для этого необходимо иметь специальное разрешение губернатора на право открытия типографии.

— Не понимаю, на что ты рассчитываешь? На личное обаяние? Ты явишься к губернатору, очаруешь его, и он тотчас выдаст тебе такое свидетельство? — съязвил Авель.

— А почему бы и нет? — усмехнулся Ладо. Судя по блеску его глаз, у него уже зарождался какой-то хитроумный план.

Как бы то ни было, эту сторону дела Ладо взял на себя, и организация временно освободила его от других обязанностей и забот. Каково же было изумление друзей, когда вскоре оказалось, что Ладо и впрямь справился с этой, казалось бы, неразрешимой проблемой. И справился с поистине гениальной простотой. Раздобыв бланк Елисаветпольского губернаторства — а такой бланк добыть было не так уж трудно, — Ладо сам выписал на нем свидетельство, разрешающее Давиду Иосифовичу Деметрашвили открыть в любом из городов Кавказа собственную типографию. Подпись губернатора, разумеется, была фальшивой, и нечего было даже думать о том, чтобы с таким липовым документом начинать и без того рискованное предприятие. Но это было только началом гениального своей простотой плана Ладо. С фальшивого удостоверения он снял копию и засвидетельствовал ее у бакинского нотариуса. Подпись нотариуса была уже не поддельной, а самой что ни на есть подлинной. Так же как и печать бакинской нотариальной конторы. Таким образом, в руках у Ладо оказался идеально «чистый» документ, с которым вполне можно было начинать действовать. И Ладо начал действовать. Он, оказывается, уже давно приглядел у бакинского типографщика Промышлянского довольно приличный малогабаритный станок. Хотя и не новый, но современного типа, именно такой, о котором мечтал. Формат выходящей из него печатной продукции соответствовал листу писчей бумаги. Это обстоятельство тоже вполне устраивало Ладо. Теперь дело было за малым — за деньгами.

Промышлянский заломил неслыханную цену: девятьсот рублей. Ладо торговался как зверь. Промышлянский не уступал. Но, по правде говоря, машина стоила этих денег.

Ладо поднял на ноги всех, кого только мог. Львиную долю дал их всегдашний спаситель Леонид Борисович Красин. Остальное — с бору по сосенке — собрали другие товарищи: Ладо обращался ко всем, кому можно было довериться. И все-таки набралось только восемьсот. Одной «катеньки», как и в прошлый раз, не хватало. И снова, как и в прошлый раз, Ладо обратился за помощью к Авелю:

— Теперь, брат, вся надежда только на тебя. Выручай!

— Каким образом? — удивился Авель.

— Тебе надо сменить работу. Я уже договорился с Красиным. Будешь работать у него, на «Электросиле». Кстати, это удобнее и для тебя тоже. Больше времени останется для наших главных занятий.

— Все это прекрасно, — недоумевал Авель. — Но я не понимаю, каким образом это поможет раздобыть нам недостающую сотню.

— Ах, брат, ну какой же ты недогадливый! Возьмешь у себя в депо расчет. Уж сотню-то под расчет, я думаю, они тебе выдадут.