Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

Вчетвером они быстро внесли в квартиру упакованный станок. Ладо рассчитался с возчиком и отпустил его.

— Как ты думаешь, не заподозрил чего-нибудь этот татарин? — спросил Авель у Ладо, когда они остались одни.

— Да нет, что ты. Я сказал ему, что это механическая пила. Бревна на доски распиливает.

— А он?

— Только головой покрутил да языком поцокал: вот, мол, до каких хитростей додумались люди.

У Ладо на все был готов ответ.

— Ну, Васо, — обернулся он к Цуладзе, — теперь дело за тобой!

Но Васо уже и сам жадными, нетерпеливыми руками торопливо распаковывал станок, любовно гладил его металлическую поверхность: ему не терпелось приступить к делу.

Станок был довольно примитивен, но троим друзьям он казался самим совершенством, самым великолепным типографским станком в мире. Да и не это их в общем-то волновало. Важно, что в их руках наконец было то единственное в мире оружие, с помощью которого они могли донести до людских сердец слово правды.

Ладо не мог долго пребывать в состоянии умиротворенного счастливого покоя. Теперь ему не терпелось как можно скорее испытать машину, поглядеть, хороша ли она в работе, не окажется ли в ней, упаси господи, какого-нибудь дефекта. Короче говоря, ему не терпелось увидеть первый оттиск. Он попросил, чтобы Авель дал ему прокламацию об августовской тифлисской стачке.

«Эта наша последняя схватка с врагом была жестокой. Что скрывать: она не принесла нам победы. Мы потерпели поражение. Но мы не жалуемся. Как говорит русская пословица, волков бояться — в лес не ходить. Кто боится поражения, тот неспособен к борьбе. А ведь борьба — единственный путь к свободе. Другого пути пет. Да, только в борьбе наше единственное спасение, товарищи! Примирение с врагом невозможно. Борьба будет продолжаться. Так будем же, друзья, готовиться к новым схваткам, к новым битвам! В нашем единстве залог нашей победы!»

Прочитав прокламацию, Ладо решил перевести ее на русский язык, чтобы сделать два оттиска — по-русски и по-грузински — и посмотреть, получатся ли одинаково хорошо оба.

Авелю назавтра надо было с утра идти на работу. Договорились, что утром Васо займется отлаживанием машины, а вечером Авель придет ему помогать. Ладо объявил, что он с утра отправится за бумагой. Кроме того, у него есть еще и кое-какие другие, мелкие, но неотложные дела.

— Пока, — сказал он, — только мы трое будем знать местонахождение этой квартиры. Вы поняли, мальчики? Никому ни слова, даже самым близким друзьям.

Авель и Васо молча кивнули: обсуждать было нечего, таков непреложный закон конспирации. Да они и сами понимали, что в таком деле никакая осторожность не будет лишней.

— Если ты не против, — обернулся Ладо к Авелю, — эту ночь я проведу у тебя. Вдвоем переведем прокламацию, чтобы к утру все было готово.

— Зачем спрашиваешь? — улыбнулся Авель. — Каждый гость нам дарован богом. А уж такой гость, как ты…

Они заперли дверь, тщательно закрыли окна ставнями.

На улице не было ни души. Из окон низеньких, из необожженного кирпича выстроенных домиков еле пробивался тусклый свет керосиновых ламп.

Три тени бесшумно двинулись к железнодорожному району.

— По-моему, все удалось самым наилучшим образом, — сказал Ладо, когда они прошли Балаханы. — Теперь самое главное, не подведет ли нас станок. Как-то он еще себя в работе покажет!

— Завтра узнаем, — сказал Васо.

— Думаешь, завтра успеем все отладить?

— Должны успеть.

И в самом деле, на следующее же утро, как только Авель ушел в депо, Васо, захватив с собою русский текст переведенной за ночь прокламации, отправился в Балаханы и приступил к набору. В полдень явился Ладо с бумагой. Васо тем временем уже набрал и грузинский и русский тексты.

В комнате было полутемно: дневной свет едва проникал в нее из-за полуприкрытых ставней. А распахнуть ставни Васо боялся: любой случайный прохожий из любопытства мог заглянуть в окно.

— Сегодня уж помучаемся, а вообще-то будем работать по ночам, — сказал Ладо. — Так что надо впрок запастись керосином.

Вечером, когда явился Авель, Васо и Ладо уже заканчивали наладку станка. Они не чуяли под собою ног от усталости, да и проголодались изрядно. Приходу Авеля обрадовались, как дети, тем более что он притащил изрядный запас провизии.

— Я голоден как зверь! — признался Васо.

— По правде сказать, я тоже. Но я не сомневался, что Авель нас не оставит своими заботами. Он ведь знает, что в карманах у нас ни гроша.

Торопясь, Авель ловко стал готовить ужин.

— Прошу вас, дорогие мои, поголодайте еще одну минуту! — Ладо умоляюще приложил руку к сердцу. — Хочу раньше взглянуть, какие получатся оттиски. Иначе, хотите верьте, хотите нет, кусок не пойдет в горло. И даже не почувствую, что я ем.

Васо не стал спорить. Улыбнувшись, он вытер руки о передник, подкрутил фитиль керосиновой лампы, чтобы не коптила, придвинул ее поближе к станку. Быстро и ловко смазал он набранный текст типографской краской.