Соло

А что она здесь забыла, вдруг приходит мне в голову. Стоп. Получается, она каждую ночь приходит и, пока я без сна нарезаю круги вокруг дома или отрубаюсь на своём диване, кормит и, видимо, вылизывает ребёнка, иначе, почему он утром сухой, чистый и распелёнатый? Её привёл материнский инстинкт, это Жанна! Любимая ко мне вернулась…

– Нет! Не надо! – вскрикивает Ба, когда я делаю ещё один шаг навстречу длинношеему чёрному монстру. В прижатых ушах и оскаленной морде которого сейчас невозможно даже предположить мою спокойную, уравновешенную любимую. Но ведь однажды у меня получилось её вернуть, ведь получилось же…

Тенебрис группируется, грациозное тело опасно сжимается перед прыжком. Она бросается на меня с раскатистым рычанием, оттолкнувшись от пола и помогая себе в прыжке широкими крыльями, отчего несоизмеримо увеличивается её скорость.

Сильные лапы ударяются в мою грудь, огромные клыки клацают в сантиметре от моей шеи. Я падаю, понимая, что намного легче неё в своей человеческой форме, да и вообще, стоило бы чем-то прикрыться. Отпихиваю лязгающую, словно охотничий капкан, зубами морду вдруг ставшими сильнее и больше руками, скидываю её в сторону и поднимаюсь на ноги. В сущности мне здесь не разогнуться, но выхода нет, в человеческом виде она меня быстро одолеет. Тенебрис идёт на новый заход – прыгает снова, и я вынужден подставить под её челюсти левую руку, по которой быстро расползается металлическая поверхность только что образовавшегося наруча. Всё-таки есть польза от неосознанного творения! Белые клыки скользнули по металлу, и, пользуясь её минутным замешательством, я откидываю её вглубь комнаты, где она тяжело приземляется, ломая стол. Успокоилась?

Нет, она поднимается и берёт разбег. Я, наконец, с ужасом понимаю, что она меня не пугает, а всерьёз намерена убивать. Чего я хотел, она же защищает детёныша. Так что мне, возможно, придётся… Нет! Нет-нет-нет!

Тварь налетела на меня со скоростью пушечного ядра, метя прямо в шею. Я слегка уклонился, и она вонзила огромные зубы в левое плечо, выкидывая нас инерцией разбега в коридор. Деревянные стены сминаются от удара двух тяжёлых неестественных тел, и мы вываливаемся, выкатываемся на улицу через большой пролом в стене. Смазанным пятном вижу побелевшее от ужаса лицо Ба с прижатыми ко рту руками. Да, наверное, стоило мне рассказать…

Тенебрис рвёт плечо зубами и выпускает, вновь пытаясь подобраться к моему горлу. Я снова пытаюсь прикрыться рукой, и тварь хватает меня за незащищённую левую кисть, дробя кости. Выворачиваю её морду правой и с трудом выдираю левую руку. Пытаюсь отодвинуться, вылезти из-под неё, сжимаю за шею двумя руками, наплевав на боль в раненной ладони, но шея у неё длинная, и она вот-вот до меня доберётся. Не даёт мне подняться, дерёт похожими на собачьи когтями грудь, закрытую металлическими щитками. И небольшие металлические квадраты сдаются, слетают с меня под натиском этих невероятно твёрдых когтей. Мы катаемся по земле, вернее, это тенебрис меня катает, и я уже чувствую на лице её жаркое дыхание. А из дома слышится плач нашего сына, вдруг лишившегося того тёплого и вкусного, что он привык получать каждую ночь, и обнаружившего себя в полном одиночестве…

На секунду, она отвлекается на его плач всего на секунду (блядь, ну, конечно, она же мать!), но я пользуюсь этим шансом. Я бью её кулаком, бью любимую кулаком сбоку в голову. И она отлетает от меня, снеся своим телом крыльцо, и замирает чёрной неподвижной грудой.

Ба выбегает из пролома, бросается к ней. Она боится, но потом всё же осторожно касается руками. Чёрная туша идёт радужной рябью, являя обнажённое женское тело. Белое хрупкое тело моей любимой. Ба склоняется над ней, плача.

Я поднимаюсь с трудом, встаю сначала на колени. Из многочисленных царапин и порезов от клыков и когтей сочится кровь, разодранное плечо кровоточит гораздо сильнее, но сейчас это не важно. Скидываю сущность, будто надоевшую спецодежду, пошатываясь, иду к Жанне. Отодвигаю рыдающую Ба, сгребаю в охапку неподвижное бессознательное тело. Опускаюсь на землю, прижимаю Жанну к себе, укачиваю на груди. Хорошая моя, я так люблю тебя, думаю я, ты только дыши, любимая, не оставляй меня. Я уже так без тебя устал… так устал терять…

Эпилог. Шесть месяцев спустя.

– Сынок? Алекс? – я заглядываю в круглое жизнерадостное личико сына, пытаясь поймать его взгляд. О, этот пытливый взгляд! Взгляд шестимесячного крохи, полностью довольного собой и жизнью, уверенного, что так будет всегда, а мир вокруг исключительно добрый.

– Слышал, ты сегодня был молодец? Старался, как мог? – продолжаю я пытать пока бессловесного героя. – Всех умаял, мать довёл…

– Гу, – говорит Лекс, трогая руками моё лицо и хватая за нос. Ловлю эту растопыренную и уже сильную лапку и целую в ладошку. Алекс всегда чутко реагирует на упоминание слова «мама», думаю я и бросаю взгляд на кровать, где без сил упала эта самая мама, как говорится, без задних ног. Так сладко спит, что даже похрапывает.