Соло на два голоса

Лариска взвизгнула тогда от радости и чмокнула меня в щёку. Она сияла, а я поселила в своей душе ещё один комок неуверенности в том, что с близким моим человеком всё будет в порядке. Я оказалась и права, и неправа.

С тех пор Ларка и её семья никогда не знали нужды. Даже более того… Они с мужем смогли купить хорошую квартиру, сына отдавали только в лучшие платные учебные заведения, где "тусовались" детки лишь из непростых и важных семей. У ребят появились отличные машины, через несколько лет они построили загородный дом, в котором жили с мая по сентябрь. Впрочем, и зимой они туда нередко наведывались в выходные и на Новый год. Я тоже там бывала часто, поэтому восхищаюсь и радуюсь за них: это прекрасный двухэтажный коттедж со всеми прелестями загородного бытия.

Но… Как же без "но"? Через несколько лет Ларка затосковала. Затосковала по самореализации. Помню, как однажды она вдруг призналась мне:

– Анька, мне есть, что сказать! И я хочу сказать, и знаю, как! Но я трачу себя на эту ерунду, да и времени у меня нет ни на что больше.

Вот. Это было как раз именно то, чего я опасалась с самого начала! Я знала, что Лара – умница большая, талантище и наверняка рано или поздно захочет сама писать прозу. Я ведь так и думала… Надо было это тогда сказать! Или не надо? Ведь квартира, дом, машины, благополучие…

– Брось всё, расторгни договор, пиши! – горячо заговорила я. Спустя многие годы решилась.

– Ань… – Лариска грустно закурила сигарету. – Мы все привыкли вот к этому уровню, понимаешь? Муж зарабатывает хорошо, но если я отстранюсь от гонки за мамонтом, то мы рискуем резко съехать вниз. Я уже не смогу. Да и не хочу. То есть, писать я хочу, но терять заработки – нет. Я много думала… думала бросить… И передумывала. Потому что уже не могу себе этого позволить. Не надо было начинать – это да, а уж теперь… Господи! – она схватилась за голову. – Что я несу? Как это – не надо было начинать? И где б я сейчас была? Где учился бы Димыч? Разве был бы у нас этот дом и всё прочее? Да ну, чушь, бред, – она даже сморщилась, будто сигарета оказалась горькой и невкусной. – Всё правильно я тогда решила. А сейчас… это просто плата за достаток и комфорт. В жизни за всё надо платить, за всё! Я плачу моей ненаписанной книгой… – подруга хмыкнула. – Как пафосно звучит, аж противно. Но так и есть, – я никогда прежде не видела у Лариски подобной тоски во взгляде. Тогда я поняла, что эта боль у неё очень сильная и глубокая.

Я была неправа, что смолчала много лет назад. Или права? Ларка вон сама в себе разобраться не может, куда уж мне лезть, куда? Буду продолжать просто поддерживать её в её же решениях. Любых. Но как поддерживать в решении, при котором у неё такой тоскливый и безнадёжный взгляд?