Соловьиная песнь (СИ)

Он уселся за стол, внимательно посматривая своим глазом за движениями девушки. Все остальные молчали. Они знали — когда Билл развлекается, лучше молчать.

— Больше всего, — она повернулась к компании, сидящей позади, и посмотрела на Билла в упор, — больше всего я ненавижу Дэвида Тернера, который при каждом удобном случае пытается надеть на меня обручальное кольцо.

Билл засмеялся своим жутковатым хриплым смехом, одобрительно сверкнув глазом.

— Что, сопротивляешься этому ублюдку?

— Если бы могла, я бы с радостью воткнула вот это ему в глаз, — ответила Мэри, ловя невероятный кураж от происходящего.

Она хотела быть плохой девочкой и знала, что это забавляет Билла. Видимо, в эту минуту она желала быть забавной.

Мужчина снова поднялся со стула и, слегка прихрамывая, подошел к ней, встал справа, так близко, что она могла чувствовать запах пота, виски и едкого парфюма. Ее голова находилась на уровне его плеч.

— Дай сюда, — Билл взял у нее нож, — Смотри, как надо держать.

— Поняла, мистер Каттинг, — сказала она, действительно с интересом наблюдая, как Билл мастерски помещает оружие в своей крепкой руке. Он метнул нож с такой силой, что Мэри вздрогнула. Попал прямо в яблочко, да с таким звуком, что стена, казалось, должна была дать трещину.

— Восхитительно, — не удержалась Мэри.

— Восхитительно? — хмыкнул Билл, вынимая нож из стены, — Обычно особы вроде тебя находят восхитительным танцульки, песни и глупые книжки.

— А также платья, прически и прочее, — закончила Мэри, дернув губой в знак пренебрежения.

Она почувствовала эту опасную искру, которая вспыхнула между ней и убийцей, негодяем. Но был ли он таким уж негодяем?

— Вот. Швырни его так, как будто целишь тому, как бишь его, Тернеру в глаз, — прошептал Билл ей на ухо, но так громко, что Мэри вздрогнула. Он с таким же успехом мог бы сказать это во всеуслышание.

На сей раз он не отходил, а смотрел, стоя рядом.

Мэри кашлянула, выдохнула, взяла нож так, как ей показалось его брал Билл, прицелилась… и попала! Почти туда же, что и сам Мясник, с незначительной разницей, чуть левее.

— Пока ты целилась, он бы подбежал к тебе и надел чертово кольцо. Много раздумий для одного броска, — недовольно заключил мужчина.

— Но разве я плохо метнула? — опешила Мэри, наблюдая пораженную мишень.

— Великолепно. Никто с этим не спорит. Не думаю, что ты раньше занималась чем-то таким, Птичка. У тебя получилось идеально для кабака. Но разве ножи созданы для похвальбы перед выпивохами?

— Нет, никто не будет ждать…

— Верно! — глаза Билла загорелись. — Ты учишься слишком быстро, дорогуша. Тебе скоро будут не рады в приличном обществе.

— Я им тоже не рада, — сказала Мэри скорее для себя и прикусила язык, поняв, что слова вырвались наружу. Но Билл, конечно же, это услышал.

Каттинг пронизывал ее взглядом, изучал, исследовал. Мэри казалось, что она ощущает, как неминуемо подчиняется влиянию этого человека. Она чувствовала его силу, власть над ней, этим районом и, наверное, всем городом. Билл не был начитан, напротив, он вообще не читал книги, хотя и был обучен грамоте, но был красноречив от природы. Не был силен в привычном смысле, но был ловок, как мангуст, изворотлив и неуловим. Он не обладал орлиным зрением, но видел все. Был страшен и притягателен. Такие яркие люди уникальны, обычно они вершат историю и входят в нее противоречивыми персонажами. Мясник не собирался вершить историю, не пытался слишком глубоко лезть в политику, через плечо глядел на противостояние Севера и Юга. Его устраивало занимаемое положение, он был на месте в роли главы преступного мира. Обычно большие шишки такого рода скрываются во тьме, как серые кардиналы, управляющие безликой массой, сбродом, никто не знает их имен, их лиц. В Нью-Йорке тех времен все знали Билла. Нельзя было его не знать. Он был идолом, символом, олицетворением если не города, то улиц. Мясник был легендой, но легендой устрашающей, как Синяя борода. Позже память о нем сотрется, но при жизни он будет настоящим Цезарем среди бандитов. Король извилистых улиц был достоин восхищения и ужаса одновременно.