Вижу, как он идет краем озера, озираясь на путеводную нить потухающего костра. Держит за крыло огромную, еще живую птицу. Разглядывает сквозь граненое стекло последнее солнце, спешащее вниз, навстречу ночи. Огненные диски один за другим закатываются за горизонт и остывают где-то под землей
черные диски, сожженные дни, ушедшее лето, уже прожитое, уже ничье. Октябрь заглядывает сквозь слепое оконце, но он отмахивается, когда его спрашивают о планах на будущее. Он всегда посмеивается, и я даже теперь не решаюсь сказать ему «ты». Слова не поднимаются выше колена и волнуются под ногами у нас обоих, путаются без дела — уймись, говорю я себе, ничего и никогда. Не произойдет. Мы — разлученные близнецы,
один только что вернулся на землю, другой не сделал в жизни ровным счетом ничего и вот
я еду на юг, где ночное солнце светит из-под воды, сверкающий пирс и тени длинные до самого горизонта.
Навсегда моим останется тот день, когда я выбралась из комнаты, заваленной до подоконника рабочими обязанностями, журналами, отчетами. Конец учебного года, наскоро накрытый стол, давно пора расходится, но вдруг начинаются разговоры за жизнь
помедлить, прежде чем сорваться в отпуск, чтобы оставить их на мели, размахивающих белыми флагами, распоряжениями начальства
посиди тут еще минут десять и уже с сожалением
как они без тебя в жару
снова отчеты журналы и расписание на следующий год
а я завтра к вечеру буду
далеко далеко
дым — я подумала — откуда в воздухе солнечный дым, когда на календаре середина лета
песочницы, полные детей, мороженое нарасхват, и всю ночь вентилятор
гудение остывающих плит, будильник, который непременно опоздает к рассвету