Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Такое полярное изменение взглядов случалось и в обратном направлении. Венгерский ученый Оскар Яси – один из глубоких знатоков империи Габсбургов – резко критиковал дуалистическую систему. В 1929 году, он завершил масштабное исследование по истории распада монархии заключением, что «мировая война была не причиной, а лишь финальным актом ликвидации взаимной ненависти и недоверия между ее народами»[245]. Однако в 1949 году, после Второй мировой войны и катастрофического периода диктатуры и геноцида в его родной стране, Оскар Яши, с 1919 года живший в эмиграции в США, переменил мнение. В старой монархии Габсбургов – писал он – «в достаточной мере соблюдалось верховенство закона; неуклонно укреплялись личные свободы, расширялись политические права; все более уважался принцип национальной автономии. Свобода перемещения людей и товаров распространяла свои преимущества на самые дальние уголки империи»[246]. Эйфория на волне национального освобождения заставила одних, некогда лояльных подданных, осуждать дуалистическую монархию Габсбургов, тогда как другие, бывшие до 1914 года ее стойкими противниками, с годами пали жертвами ностальгии. В 1939 году, размышляя о распаде империи, венгерский писатель Михай Бабич констатировал: «Теперь мы сожалеем о потере и оплакиваем то, что некогда проклинали. Сегодня мы независимы, но вместо ощущения радости испытываем лишь страх»[247].

Шахматная игра

После поражения в Италии (1859) и Германии (1866) Балканский регион по умолчанию стал приоритетным направлением внешней политики Австро-Венгрии. К несчастью, это сужение геополитического диапазона совпало с ростом нестабильности в регионе. Источником нестабильности стало ослабление позиций Османской империи в Юго-Восточной Европе, что создало зону напряженности между двумя великими державами, имевшими в регионе свои стратегические интересы[248]. Историческое право на гегемонию в областях, покидаемых османами, чувствовали и Россия, и Австро-Венгрия. Габсбурги всегда защищали юго-восточные рубежи Европы от турецких нашествий. В России идеология панславизма утверждала о существовании естественной общности интересов молодых славянских (особенно православных) государств Балканского полуострова с интересами их покровителя в Санкт-Петербурге. Геополитическое отступление турок подняло также вопрос о контроле над черноморскими проливами – вопрос большой стратегической важности для российских политиков. В это же время на Балканах возникли новые государства с амбициозными и взаимно конкурирующими целями и интересами. Словно игроки на шахматной доске, Австрия и Россия маневрировали фигурами на этой неспокойной территории, хитрыми ходами надеясь полностью или частично лишить противника стратегического преимущества.

До 1908 года сотрудничество, самоограничение и разграничение неформальных сфер влияния позволяли им контролировать угрозы, свойственные такому положению дел[249]. Согласно пересмотренному Договору трех императоров от 1881 года, между Россией, Австро-Венгрией и Германией, Россия обязалась «уважать» австро-венгерскую оккупацию Боснии и Герцеговины, утвержденную в Берлинском трактате 1878 года. Кроме того, три императора согласились «принимать во внимание» взаимные «интересы на Балканском полуострове»[250]. Последовавшие в 1897 и 1903 годах русско-австрийские соглашения подтвердили их совместную приверженность к сохранению статус-кво на Балканах.

Впрочем, сложность балканской шахматной партии была такова, что для сохранения спокойствия на полуострове одного лишь взаимопонимания с державой-соперницей было недостаточно. Своей доли внимания требовали и меньшие игроки, которых следовало умиротворить и цивилизовать. И самым важным из них, с точки зрения Вены, была Сербия. В течение долгого правления Милана Обреновича, питавшего симпатии к Австрии, Сербия выступала послушным партнером Вены, соглашаясь с претензиями империи на региональную гегемонию. Со своей стороны, Вена в 1882 году поддержала Белград в его притязаниях на статус независимого королевства. Кроме того, Австрия обещала Сербии дипломатическую поддержку, если та пожелает расширяться в южном направлении, за счет османской провинции Македонии. Летом 1883 года министр иностранных дел Австро-Венгрии, граф Густав Кальноки, в беседе с российским коллегой назвал позитивные отношения с Сербией «краеугольным камнем политики Габсбургов на Балканах»[251].