Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году

Другими словами: хотя новая система международных договоров, возникшая в 1907 году, в целом ставила Германию в невыгодное положение, не нужно полагать, что этот результат стал отражением приведших к нему осознанных намерений. Только в случае Франции можно говорить о политике, в которой неизменно уделялось первоочередное внимание сдерживанию Германии. Имеет больше смысла рассматривать эти соглашения как европейское следствие всемирно-исторических преобразований – китайско-японской войны и превращения Японии в региональную державу, финансового бремени африканских конфликтов и Большой игры в Центральной Азии, отступления османского могущества в Африке и Юго-Западной Европе и возникновения Китайского вопроса, заключавшегося не только в конкуренции между великими державами, нараставшей там, но и в вызванной нараставшим уровнем внутренней нестабильности. «Нетерпеливость» Германии и ее назойливость выскочки-парвеню были частью общей картины, но они воспринимались внутри поля зрения, охватывавшего более широкие проблемы. Некогда широко распространенное мнение о том, что к изоляции Германии привело ее собственное вопиющее международное поведение, не подтверждается более широким анализом процессов, которые привели к тектоническим изменениям этой эпохи[473].

На самом деле причинно-следственная связь между антагонизмом по отношению к Германии и новой системой союзов в какой-то степени направлена в обратную сторону: не антагонизм по отношению к Германии вызвал ее изоляцию, а скорее сама новая система направляла и усиливала враждебность по отношению к Германской империи. В случае с Россией, например, победа Японии на Востоке и временное урегулирование имперской ссоры с Великобританией в Средней Азии неизбежно переориентировали активность внешней политики на единственный оставшийся театр, на котором она все еще могла выражать имперское видение – на Балканы, ту область, где трудно было избежать конфликта с Австро-Венгрией и, как следствие, с Германией. Старый фракционный раскол в российском внешнеполитическом сообществе между «азиатами» и «европейцами» разрешился в пользу последних. При Извольском и Сазонове сторонники европоцентричной политики, которые были склонны не доверять Германии и выступали за хорошие отношения с Великобританией и Францией, всегда занимали большинство ключевых позиций[474]. Англо-французская Антанта таким же образом нейтрализовала антибританские настроения, которые до 1904 года периодически разбавлялись германофобией французских государственных деятелей.

Сгущая краски

Особенно поразителен случай с Великобританией. Удивительно, насколько агрессивно ряд ключевых британских политиков отреагировал на немецкий вызов французскому проникновению в Марокко. 22 апреля 1905 года министр иностранных дел лорд Лансдаун сообщил английскому послу в Париже, что, по его мнению, немцы могут пожелать получить порт на западноафриканском побережье в качестве компенсации за захват Марокко Францией и что Англия готова присоединиться к Франции, чтобы «объединить усилия в противостоянии этому предложению»[475]. Послом Великобритании в Париже был не кто иной, как сэр Фрэнсис «Бык» Берти, виконт Теймский, бывший парламентский заместитель министра, который запугивал немецкого поверенного в делах Эккардштайна угрозой войны из-за Трансвааля. Передавая Делькассе, который ничего не слышал о немецких планах в отношении мавританского порта, послание Лансдауна, Берти использовал более твердые формулировки, создававшие ощущение категоричной и безоговорочной поддержки французских мер: «Правительство Его Британского Величества, – было сказано в послании французскому министерству иностранных дел, – считает, что поведение Германии в марокканском вопросе является абсолютно неблагоразумным с учетом позиции г-на Делькассе, и оно желает оказать его превосходительству всю поддержку, которая может быть в его силах»[476]. В приватной беседе с Делькассе Берти еще больше подкрепил ожесточение министра иностранных дел воинственными разговорами; на следующий день тот сообщил своему близкому соратнику, что позиция Франции теперь будет непоколебима, используя формулировки, напоминающие предыдущие угрозы Берти Эккардштайну:

[Германия] знает, что Англия выступила бы против нее. Я повторяю, что Англия поддержала бы нас полностью и не подписала бы мира без нас. Неужели вы считаете, что император Вильгельм может спокойно наблюдать, как его боевой флот будет разгромлен, его морская торговля уничтожена, а его порты подвергнуты бомбардировкам английским флотом?[477]