Сон

Мила разыскала в своем старом письменном столе, среди тетрадок в клеточку с пожелтевшими листками и карандашных рисунков разного формата (портреты, они неплохо удавались ей когда-то) старую записную книжку. Исчерканный, исписанный вдоль и поперек, изрисованный цветочками и кошачьими мордочками, маленький потрепанный блокнот содержал в себе без малого двести имен и фамилий; многие, впрочем, были с адресами, но без телефонов, что мало интересовало Милу, она не собиралась появляться в чужих дверях этаким привидением из прошлого («Здравствуйте, я Мила N, а Лера дома? Мы с ней вместе ходили на сольфеджио в музыкальной школе, в пятом классе, у меня было сиреневое пальто в клетку, вы меня помните?»). Часть фамилий вызывала в памяти лишь слабый отклик, некогда знакомое сочетание звуков; кто это были такие, Мила не могла вспомнить (Дрозденко Саша — то ли одноклассница, то ли соседка из первого подъезда, но телефон какой-то странный, и никаких осязаемых ассоциаций… может быть, эта Дрозденко Саша — на самом деле мужского пола? тоже ничего не вспоминается). Еще несколько телефонных номеров были номера ее бывших поклонников, или как это лучше назвать — неизвестно; вот это тот кучерявый брюнет, с которым сидела на скамейке в парке, прогуливая последние перед выпускными экзаменами уроки; вот это вертлявый диск-жокей, которого безбожно очаровывала все в том же памятном доме отдыха, один поцелуй украдкой под смолисто пахнущей сосной, в ночь перед отъездом («мне нет даже шестнадцати, идиот, тебя посадят за совращение несовершеннолетних!»), взяла телефон, но никогда не позвонила, хотя чертовски хотелось позвонить; вот это… нет, нельзя, невозможно было тревожить эти номера, абсолютно незачем, смешно даже! Володя, ее муж, ее единственная любовь, он был первым, с кем она почувствовала себя женщиной, а все прочее качалось на весах памяти между забвением и снами, даже тот двухлетний, мучительно длинный роман с общей квартирой, общими деньгами и ежедневными претенциозными разборками на кухне.

Оставалось, пожалуй, телефонов пятнадцать — одноклассницы, подружки по музыкалке, знакомые из народного театра, сотрудники того нелепого провинциального офиса при провинциальном министерстве, где Мила проработала два года после школы, перед своим отъездом. Те, кому имело смысл позвонить; те, кого ей действительно хотелось видеть. Мила пододвинула телефон и под сонные зевки и ленивые восклицания Володи (возил ее и себя по городу; разглядывал низкие дома старого Центра, напоминающие местами старый Питер, если углубиться в переулки подальше от Невского; сфотографировался рядом с памятником первым воздухоплавателям, неизвестно зачем рухнувшим лет сто назад в поле у окраины города, и на крыше гостиницы, одноименной с названием города, среди белых и красных столиков и зонтиков летнего ресторана; устал), смотрящего по телевизору туповатую местную программу («Ты посмотри, ну точно наш пятый канал. Я же тебе говорил, что пятый канал до невозможности провинциален»), начала набирать номера. Пять номеров не ответили; в трех случаях жильцы давно переехали; еще шесть раз Миле долго приходилось объяснять, «кто спрашивает», после чего она узнавала, что ожидаемый собеседник уехал отдыхать (два раза), ушел в гости, лежит в больнице на сохранении, вышел замуж, гуляет с собакой и спустя час «погулял с собакой, но уже спит, позвоните лучше завтра» (громкий лай собаки, вероятно, очень крупных размеров, заглушал голос в трубке).