Сон девятый

И не спеша, давая рабам время подготовиться, чтобы не начинать декаду с порок и оплеух, разошлись по своим навесам.

Гарда так и распирало желание бежать, что-то делать, и Коррант, искоса поглядев на сына, решил всё же слегка притормозить столь пылкий энтузиазм.

— Про генератор не забыл?

— Ну, пап…

— Без ну. Он на тебе, а остальное тебе Тумак скажет. Здесь он главный.

— Главнее тебя? — не удержался Гард.

— Дурачок ты ещё, — хмыкнул Коррант, — а ещё в инженеры собрался. Знаешь, в чём задачи инженера на производстве?

— Их две. Правильно расставить людей и чётко сформулировать задание, — немного обиженный простотой вопроса ответил Гард. — Ну, я это ещё когда выучил и сдал.

— Вот и выполняй эти две и не забывай третью. Не мешай специалисту, — хохотнул Коррант. — Максимум помощи в минимуме помех. Понял? Беги, там Сизарь не знает, за какую гайку браться. Раскрутит все подряд, так я его за твой недосмотр и выпорю. Когда сделаешь, тогда поешь.

Гард проглотил возражение о недопустимости такой несправедливости и отправился к Сизарю, стоящему над генератором с несчастным видом. Рыжий демонстративно залез под капот фургона, дескать, у него своя работа и к генератору он не никаким боком ни с какой стороны, Тумак… ставит свои конструкции и Тихоня при нём, вот тоже… нашёл отец кого купить, «галчонка», да ещё такого, что чистокровным смотрится, и вечно-то он всего боится, от протянутой руки шарахается. Бабы… ну, бабы они и есть, у них свои дела, и есть хочется, а отец слов не меняет.

Наладить генератор удалось сравнительно быстро и запустился он со второй попытки. Гард с невольной горделивой улыбкой отпустил Сизаря на помощь Тумаку и прошёл под навес, где на походном раскладном столике его уже ждал походный завтрак: жестяная миска с кашей, два куска домашнего хлеба и жестяная кружка с дымящимся чаем. Красава, любуясь его аппетитом, дала ему добавки и достала полотнянку — штаны и рубаху из грубой ткани поселкового изготовления. К удивлению Гарда, переодевались все — и рабы, и свободные, и… отец? Тоже босиком, уже как все, в просторных штанах на шнурке — сразу вспомнилось смешное поселковое название: портки — и рубахе навыпуск.

— Давай, хозяйчик, не копайся, — поторопила его Красава. — Не любит Озёрный, когда к нему в городском лезут.

Гард подчинился и, переодевшись, подошёл к отцу, неуверенно ступая по траве, оказавшейся, когда ты босиком, а не в ботинках, не такой уж и мягкой. Тот с улыбкой оглядел его и кивнул.

— Вот так, сынок.

— Отец, — Гард невольно оглянулся и понизил голос, — но это… это их обычаи…

— Верно, — серьёзным тоном, но улыбаясь, ответил Коррант. — Конь подчиняется всаднику, но только глупый всадник не доверяет коню. Надо точно понимать, где поводья натянуть, а где отпустить.

Гард неуверенно кивнул. Разумеется, он знал эти древние поучения, но ещё никогда не слышал их… такими, в такой ситуации. И раз отец говорит…

— Генератор работает.

— Слышу. А теперь Тихоней займись.

— А…?

— Он плавать не умеет, — усмехнулся Коррант. — Вон с Тумаком пошёл сети замачивать. А то пересохли, могут потрескаться при размотке. Иди с ними. И поможешь, и Тихоню поучишь. И сам поплаваешь. Тумак знает, где что можно.

Гард снова, но уже радостно кивнул и сорвался с места. Коррант негромко рассмеялся вслед сыну. Ну, этого обоим мальчишкам надолго хватит. Так, остальные где? Все при деле.

Потянулись, нет, полетели счастливые, праздничные, несмотря на растущую с каждой долей груду дел, суетливые дни, наполненные солнечным светом, блеском воды, нежданным быстрым дождём, бьющимися в руках рыбами, необыкновенным запахом и вкусом вечерней ухи из свежепойманной рыбы, режущими ладони мокрыми сетями, когда вытягиваешь их из насмешливо колышущейся воды, плаваньем, мягкими незрелыми орехами и кисло-сладкими ягодами прямо с кустов…

Тихоня жадно впитывал этот такой неожиданный пёстрый многоголосый мир. Ни о чём таком он раньше не слышал, не… нет, что-то такое когда-то очень давно у одного из первых хозяев читал, но одно дело — белые листы, испещрённые чёрными значками букв, и совсем другое вот так, въявь, с запахами. Всё интересно, всё радостно, даже боль в порезанных пальцах и натёртых ладонях, дружеские подзатыльники и необидные насмешки над «городским» неумёхой. А разве нет? Так оно и есть, а на правду только дурак обижается. Но вот послал его Рыжий к другому навесу «подмогнуть» там с мотором, и он справился, и уже по-другому на него посмотрели.

— У кого узнал?

— Меня Рыжий учит, — ответил он, вытирая руки ветошкой.

— Рыжий? Это да, мастер. Учись, малец, категорию повысишь.

Он кивнул: да, высокая категория — это для раба лишний шанс пожить чуть подольше.