Сон на золе

До своего дома добрался, когда уже начало смеркаться. И это не радовало вдвойне. Во–первых, ночь — излюбленная пора для самых опасных хищников. А значит самое время начинать искать укрытие. Во–вторых, моего дома нихрена не было. Ну как, он был, только теперь походил скорее на египетскую пирамиду, от верхушки до основания превратившись в битый камень и осыпавшись аккуратной горкой.

Глава 11. Чужие дороги

От вида родного дома в груди болезненно кольнуло. Когда со зданием такое случилось: до того, как Люда его покинула, или после? При других обстоятельствах, я бы поплакался о куче всего важного, нужного и полезного, похороненного теперь под камнем. Но черт с ними, со шмотками. Что с женой? Говорят, что близкие люди чувствуют, когда с другим что–то случается. Ничего подобного я не ощущал. Значит ли это, что Люда жива? Или же я просто никудышний муж?

Время поджимало, поэтому пришлось двинутся дальше по улице, на которой я прожил последние несколько лет. Теперь она была совершенно неузнаваема. К примеру, если бы не знал наверняка, то ни за что бы не поверил, что прохожу мимо популярного торгово–развлекательного центра. Некогда грандиозное и переливающееся мириадами огней строение, теперь походило на каменный пень, в котором понаделали крупных сквозных дырок. Не знаю, на чем держались уцелевшие верхние этажи уполовиненного здания, но лезь туда я бы не рискнул. Казалось, что конструкция вот–вот рухнет при малейшем движении ветра.

Судя по всему, похожая ситуация обстояла с большинством зданий в мегаполисе. Неужели на то, чтобы раздолбать город в хлам потребовалось всего четыре дня? Сколько же народу тут воевало? Да и странно как–то. Обычно, даже в самые лютые военные конфликты, городские бои не создавали таких разрушений. Пускай в пылу битвы дома не жалеют, но и не уничтожают все подряд. Лиши всех жителей крова — и им некуда будет деться. Тогда они уж точно обернуться против тебя, даже если до этого просто пытались в страхе скрыться. Возможно, был рассчет загнать всех в низинный город? Но, черт побери, добиться подобных разрушений можно разве что планомерными ковровыми бомбардировками. По крайней мере мне так казалось.

Темнота наползала все быстрее, и я начал жалеть, что оставил спецовский шлем позади. Глядишь, нашел бы чем зарядить. Очень не хватало комплекса ночного видения. В вирте без него в ночных боях делать нечего. А здесь как хочешь, так и выкручивайся.

Очень скоро остановился возле очередного жилого дома, у которого уцелело этажей этак пятнадцать. Зайдя в здание, понял, что внутри уже вообще ни зги не видно. Пришлось доставать и крепить на лоб фонарик, который я всегда таскал в рюкзаке со своим оборудованием. И это под давящим ощущением того, что сейчас из темноты кто–то выпрыгнет и сожрет меня. Не мудрено, что из рук все так и норовило выпасть. Но никто не выпрыгнул, и концентрированный луч фонаря осветил пустое захламленное фойе.

Всего несколько шагов по каменной крошке, и я чуть было не заорал с перепугу на всю улицу, вовремя прикусив губу. То, что я издали принял за кучу тряпья, на поверку оказалось трупом животного. Собаки. И фонарь выхватил из темноты это тело всего в паре метров от меня. Радуясь, что от испуга я не накидал в штаны кирпичей, подошел поближе, держа бездыханное тело на прицеле фазового пистолета. Пнул сапогом для пущей уверенности. Ничего. Только тогда я склонился над телом. Спустя секунду снова одернул себя, едва не присвистнув. А было от чего. Передо мной предстала красочная картина развития фауны, выжившей после Импульса. Псина сдохла совсем недавно, и точно не была измененным животным. Общие черты выродков я уже начал примечать. Тут был другой случай. Мутация. И, судя по отсутствию признаков жизни и следов насильственной смерти, не самая удачная.

Мышечная ткань была избыточно раздута, из множества язв сочилась жидкость, похожая на гной. Даже подсохнув, эта субстанция просто неимоверно воняла. Я подозревал, что передо мной скорее всего доберман. На лощёной мускулистой спине все еще имелись кляксы черной короткой шерсти. В остальном же, что кожа, что шерстяной покров приобрели серые тона, местами с бурыми нездоровыми пятнами. Одно ухо раздвоилось до середины, словно собака пыталась отрастить себе дополнительную пару. Нос стал больше, немного потянулся вдоль морды, увеличивая площадь чувствительных рецепторов. Нюхач, значит. Бездна, и это всего за полтора месяца!