Согнувшись под жгучим солнцем, опустив поводья, молчаливые, усталые, истомленные жаждой, мы ехали по песчаной саванне, видя все время перед собою вдали озеро Тиксуль, лениво колыхавшиеся воды и опущенные в них длинные кудри ив, отраженных загадочными глубинами. Мы пересекали огромные дюны, пустыни без единого шороха, без единого ветерка. По раскаленному песку прогуливались ящерицы, в блаженстве своем похожие на столетних факиров, а жестокое солнце все жгло и жгло землю, которая, казалось, искупала теперь некий тайный грех, содеянный еще прежней геологической эрой. Лошади наши, истомленные тяжелой дорогой, вытягивали шеи, которые снова опускались, бессильно повисая в сонном качанье. Изможденные, окровавленные, они с великим трудом погружали свои копыта в темный, зыбучий песок. Глаза устали без конца смотреть на белесый, выжженный горизонт. Голова кружилась, отяжелевшие веки устало смыкались, но спустя какую-нибудь минуту глазам представали опять все те же пустынные, забытые богом дали.
Так прошел у нас долгий день пути по темным пескам. Я был до того измучен, меня так клонило ко сну, что, для того чтобы пришпорить лошадь, мне надо было чем-то себя подбодрить. Я едва держался в седле. Словно грешнику в Дантовом аду, мне маячило вдали зеленоватое озеро Тиксуль, где я надеялся устроить привал.
Солнце клонилось к закату; лучи его оставляли в водах озера золотистую борозду, и казалось, что по ним только что прошел сказочный корабль. Мы были еще далеко от озера, когда вдруг услышали запах мускуса и увидели крокодилов, лежавших у самой воды на илистом берегу.
Лошадь моя забеспокоилась. Насторожившись, она запрядала ушами и затрясла гривой; я выпрямился, укрепился в седле и натянул поводья, лежавшие на луке. Испугавшись кайманов, лошадь вздыбилась и, фыркая, стала подаваться назад. Мне пришлось вонзить шпоры ей в бока и пустить ее галопом. Люди мои последовали моему примеру. Когда мы были уже близко, крокодилы лениво вошли в воду. Мы все спустились к берегу. Несколько длиннокрылых птиц, укрывшихся в тростнике, поднялись в воздух, напуганные шумом, который подняли мои спутники, когда погрузили лошадей по самую подпругу в воду. На другом берегу продолжал дремать крокодил, разинув пасть и повернувшись к солнцу, ко всему равнодушный, страшный, неподвижный как древнее божество.
Прибежал мой конюх, чтобы помочь мне сойти с лошади, но я отослал его. Я передумал и решил, что нам надо перейти Тиксуль вброд, не устраивая привала, ибо уже начинало смеркаться. Послушные моему приказанию, индейцы, все отличные ездоки, стремительно направились вперед. Они стали искать брод, нащупывая дно своими длинными заостренными палками. Большие странные цветы скользили по гладкой поверхности воды среди зеленоватых склизких водорослей. Полуголые всадники молча и осторожно шагом продвигались вперед. Это было какое-то стадо черных кентавров. Дальше перед нами возникли плавучие островки гигантских кувшинок, и юркие ящерицы, резвясь, прыгали с одной на другую, как шаловливые гномы. Над этими цветущими островками порхали стаями пестрые бабочки; медленно и плавно, почти сливаясь с воздухом и водою, трепетали их шитые золотом белые и синие крылья. И казалось, что это озеро из сказки, чудесный сад, который взрастила мечта.
Когда я был ребенком, меня убаюкивали рассказами о таком вот саде. Тот тоже рос на озере, и жила в нем волшебница. Белокурых принцев и принцесс волшебница эта превратила в фантастические диковинные цветы.
Стадо кентавров было уже на середине Тиксуля, как вдруг крокодил, лежавший на другом берегу и, казалось, погруженный в созерцание, медленно вошел в воду и в ней исчез. Я не захотел больше ждать и, осторожно поглаживая лошадь, въехал на ней в лагуну. Войдя по брюхо в воду, она пустилась вплавь, и почти в то же мгновение я увидел вокруг себя множество глаз, круглых, желтоватых и мутных. Казалось, вся вода была заполнена ими. Глаза эти уставились на меня, в меня впились! Должен сказать, что в эту минуту я весь похолодел и дрожал от страха. Лучи заходившего солнца били мне прямо в лицо, и надо было отвести взгляд от этого слепящего света. И я вынужден был глядеть на темные воды Тиксуля, хоть у меня и кружилась голова от магнетической силы кайманов, от их чудовищных, не обрамленных веками глаз, которые то бродят взад и вперед, то вдруг впиваются в вас, неподвижные и зловещие… Я едва переводил дыхание. Но вот наконец лошадь выбралась из воды, и копыта ее ступили на прибрежный песок. Мои люди добрались до берега раньше меня. Я собрал их вместе, и мы снова пустились в путь по темным пескам.