Сонджу

В июле и августе, как и в прошлые сезоны муссонов, семья жила под москитной сеткой, наблюдая за непрекращающимся дождём и слушая тонкий писк комаров. В сентябре начал дуть прохладный ветер и небо прояснилось. Прошло уже больше двух с половиной лет после отъезда Сонджу из Сеула. Интересно, каково было бы вернуться в этот пульсирующий, полный соблазнов и требований город? Она скучала по его энергии и ритму жизни. Но и в деревне она находила то, что её очаровывало: дикие цветы посреди грязных дорожек, цикады, поющие в ветвях акаций, домашние животные, предпочитающие компанию людей, птицы, которые улетали и возвращались, как старые друзья, и даже привычный запах мёртвых корней и листьев на холме со слабой примесью навоза. В Маари времена года были живой и дышащей силой, которую требовалось уважать. В Маари Сонджу делила печали и радости с многочисленными новыми родственниками, которые суетились, любили, смеялись, ненавидели и плакали, подтверждая раз за разом, что они живы. Казалось странным, что родная мать на её памяти никогда не смеялась и не плакала.

В ноябре исполнилось почти три года с тех пор, как Сонджу не видела свою семью. Теперь Второй Дом казался ей роднее, чем собственный, и она больше не испытывала такого глубокого желания присоединиться к мужу в Пусане. Его всё равно уже повысили без её помощи. Кроме того, ни она, ни её муж, ни свекровь даже не заикались о том, чтобы Сонджу уехала из Маари. Казалось, все привыкли к такому положению вещей.

Когда кленовые листья стали ярко-красными, Сонджу вспомнила, как Первая Сестра однажды вышла за ворота и больше не вернулась. Сонджу задумалась о её новой жизни в рыбацкой деревушке на юге. Однажды декабрьским вечером выпал первый снег, слоями покрывая землю. На следующее утро мир преобразился: всё вокруг, даже колючие кусты шиповника, было покрыто мягкой белой шапкой. Сонджу подумала: это самое прекрасное зрелище в мире.

Через два дня солнце растопило снег – земля везде стала грязной. Затем внезапно пришли холода, и грязь замёрзла снова. Чинвон хромала, вернувшись после встречи с другом. Она жаловалась деду:

– Я поскользнулась на льду и повредила ногу по пути к станции. Смотри, – она прошлась перед дедом, преувеличенно хромая и вскрикивая. – Ты должен построить мост от каштанового дерева до железнодорожной станции, чтобы нам не пришлось спускаться с холма и подниматься обратно к станции. Сгодится даже мост длиной метров сто.

Дедушка наблюдал за её хромотой какое-то время. Потом с усмешкой сказал:

– Могу велеть слугам привязать толстую верёвку от каштанового дерева к станции. Тебе не придётся даже ходить – просто цепляться за верёвку и съезжать вниз.

Чинвон бросила на него злобный взгляд и похромала к себе в комнату. Больше она про мост не говорила. Скоро вновь вернулось тепло, и с края крыши капала вода – полуденное солнце растопило лёд.

Сонджу улыбнулась, представив, как Чинвон съезжает по верёвке. Она шла по склону холма с Чинджу, привязанной к спине, чтобы навестить хозяйку Большого Дома. Та ей нравилась – всегда любезная, гостеприимная, достойная быть женой хозяина Большого Дома, главы клана. Она проходила мимо гостевых помещений Большого Дома, когда остановилась, услышав один разговор.

Спорили юноши.

– Каждый человек с высшим образованием должен считаться при голосовании за двоих, потому что необразованные люди не знают, что их голоса означают.

– Ох, нет, нет! Это создаст классовую систему. А у нас демократия. Что, по-твоему, это значит?

– Разве тебе не кажется, что у нас и так уже есть классовая система? Думаешь, бесклассовое общество вообще возможно? Похоже, в душе ты немного коммунист.

В это мгновение раздался голос Чинвон:

– Так говорить опасно. Сейчас истерия по поводу коммунизма вышла на национальный уровень, помнишь? Я не хочу, чтобы кого-то из вас арестовали.

Чинвон, которая в жизни ничего не читала, кроме, может, пролистывания учебников – откуда она об этом знала? После короткой паузы другой голос заговорил приглушённо:

– Это правда. В школе нам велели доносить учителю, если мы услышим северокорейский акцент или незнакомое слово и если заметим у кого-то странное поведение.

– Никому нельзя доверять, – сказала Чинвон. – Любой может выставить нас коммунистами. Друзья доносят на друзей, даже члены семьи доносят друг на друга.

– Я слышал, многие образованные люди едут на север.

– Ш-ш-ш!..

Они снова все замолкли.