Сонджу

В переднюю вышли шестеро детей. Они выстроились в ряд, коротко поклонились Второй Сестре и Сонджу и быстро скрылись обратно в своих комнатах, не слишком заинтересованные. Сонджу задумалась: как долго им придётся оставаться в Тэджоне? Она прошла в гостиную, куда указала золовка.

Битва за Тэджон. Июль 1950 года

Четырнадцать членов семьи и две служанки теснились в доме с пятью спальнями. Завтрак, обед и ужин подавали в две разные части гостиной, разделённой по половому признаку.

У золовки и её мужа не имелось радио. Сонджу думала, что они или старомодны, или у них туго с деньгами, но на самом деле это не имело значения: радиостанции всё равно наверняка не работали. Газеты больше не доставляли. Сонджу не терпелось услышать хоть какие-нибудь новости о войне. Наконец на третий день эвакуации муж золовки сел в гостиной, скрестив ноги, и прочистил горло.

– Один беженец из Сеула привёл в клинику свою мать с дизентерией. Он сказал, что администрация президента временно перенесла правительственный штаб в Пусан через два дня после начала войны. Я этого не знал.

Подавшись вперёд, Сонджу спросила:

– Что ещё вы слышали?

– Американские войска из Японии высадились в Пусане первого июля, затем прошли на север, чтобы остановить продвижение врага на юг.

Вторая Сестра повернулась к Сонджу:

– Может, скоро мы сможем вернуться.

Проигнорировав её, Сонджу спросила:

– Где сейчас враг?

– Не знаю, – ответил ей мужчина.

В начале июля он сказал семье:

– Сегодня я узнал, что северокорейские войска выиграли битву в Осане два дня назад. Теперь они продвигаются на юг.

Сонджу ссутулилась. Вторая Сестра прижала руки к груди. Сонджу спросила:

– Как далеко отсюда Осан?

– В восьмидесяти километрах.

У водяного насоса Сонджу сказала Второй Сестре:

– Лучше бы мы остались в Маари. Сражение всё равно придёт сюда: это большой город и связующая точка с Тэгу.

– Что нам теперь делать? – Вторая Сестра выглядела так, будто готова была расплакаться. – Хотела бы я знать, как дела у наших мужей в Пусане. Надо было поехать с ними. Надо поехать туда прямо сейчас.

Золовка, должно быть, услышала их, направляясь к кухне. Нехарактерно резким тоном она произнесла:

– Вам нельзя уезжать сейчас! Как вы поедете со всеми детьми? И оставите клинику моего мужа? Здесь вам будет лучше.

Она была права. Каждый день глава дома приходил из клиники, пропахший йодом и измождённый после лечения людей с инфекциями, дизентерией, тифом, оспой, дифтерией и туберкулёзом. Некоторые пациенты оставались в палатах на верхнем этаже клиники на несколько дней или больше, и время от времени из рабочей зоны Сонджу слышала тяжёлый кашель и болезненные стоны. Ещё хуже становилось, когда пациент умирал, и по дому ходили горестные стенания. Если они сейчас уедут, то могут подхватить что-то из множества заразных болезней, которые бродят по округе. Здесь, по крайней мере, у них в доме имелся свой доктор.

Весь день Сонджу прислушивалась в ожидании приближающейся битвы. Война должна скоро закончиться. Каждый день они ели рис с жидким супом из сушёной сайды и закусывали дайконом. Если бы они остались в Маари, то хотя бы ели достаточно свежих овощей, столько риса, сколько захочется, и курицу или свинину.

Сонджу решила воспользоваться шансом добыть еду получше. С Чинджу на спине она направилась на уличный рынок, где торговцы выставляли на деревянный прилавок всё, что у них было. Кто-то продавал использованные вещи вроде одежды, горшков и сковородок – вероятно, раньше принадлежавших беженцам. Свежих овощей не было нигде. Вместо этого она купила четыре мешка сушёных редисовых ломтиков. Заодно она случайно подслушала чей-то разговор о том, что солдаты Южной Кореи убили множество сторонников Северной Кореи и бросили их в братские могилы. Сонджу охнула от шокирующей жестокости этого поступка. Мир сходил с ума. Она поспешила домой и больше не ходила на рынок.

Примерно через две недели после эвакуации воздух прорезала серия выстрелов. Где-то вдалеке прогремели взрывы, отдаваясь вибрацией во всём доме. Сердце Сонджу бешено заколотилось. Дыхание её участилось. Крепко прижав Чинджу к себе, она побежала со двора в дом, пригнувшись к земле и вздрагивая от новых выстрелов. Чхулджин и Чина, крича, бросились к матери. Они все ввалились в общую комнату. При каждом бешеном стаккато выстрелов и при каждом громком взрыве они жались друг к другу в углу комнаты, закрыв ладонями уши и зажмурившись. Чина, Чинджу и даже Чинджин плакали и вздрагивали каждый раз, когда взрыв звучал где-то поблизости.

Сонджу пришлось кое-как успокаивать детей.

– Дети, давайте споём, – сказала она и начала: – Сияй, звёздочка, сияй…

Вторая Сестра подхватила колыбельную, и дети присоединились к ним, глотая рыдания.

От каждого выстрела и взрыва они сжимались, словно стремясь стать как можно меньше.

– Сияй, звёздочка, сияй… – продолжала Сонджу.

Они могут умереть, подумалось ей.