Сонет Серебряного века. Том 2

Паденье – неизменный спутник страха,
И самый страх есть чувство пустоты.
Кто камни нам бросает с высоты,
И камень отрицает иго праха?

И деревянной поступью монаха

Мощеный двор когда-то мерил ты:
Булыжники и грубые мечты —
В них жажда смерти и тоска размаха!

Так проклят будь, готический приют,

Где потолком входящий обморочен
И в очаге веселых дров не жгут.

Немногие для вечности живут,

Но если ты мгновенным озабочен —
Твой жребий страшен и твой дом непрочен!

1912

* * *

Пусть в душной комнате, где клочья серой ваты
И склянки с кислотой, часы хрипят и бьют—
Гигантские шаги, с которых петли сняты,—
В туманной памяти виденья оживут.

И лихорадочный больной, тоской объятый,

Худыми пальцами свивая тонкий жгут,
Сжимает свой платок, как талисман крылатый,
И с отвращением глядит на круг минут...

То было в сентябре, вертелись флюгера,

И ставни хлопали, но буйная игра
Гигантов и детей пророческой казалась,

И тело нежное – то плавно подымалось,

То грузно падало: средь пестрого двора
Живая карусель без музыки вращалась!

1913

Спорт

Румяный шкипер бросил мяч тяжелый,
И черни он понравился вполне.
Потомки толстокожего футбола:
Крокет на льду и поло на коне.

Средь юношей теперь по старине

Цветет прыжок и выпад дискобола,
Когда сойдутся, в легком полотне,
Оксфорд и Кембридж – две приречных школы.

Но только тот действительно спортсмен,

Кто разорвал печальной жизни плен:
Он знает мир, где дышит радость, пенясь...

И детского крокета молотки,

И северные наши городки,
И дар богов – великолепный теннис!

1913

Поcв.Франческо Петрарки

Valle che de’lamenti miei se’piena...[9]

Речка, распухшая от слез соленых,
Лесные птахи рассказать могли бы;
Чуткие звери и немые рыбы,
В двух берегах зажатые зеленых;

Дол, полный клятв и шепотов каленых;

Тропинок промуравленных изгибы;
Силой любви затверженные глыбы
И трещины земли на трудных склонах:

Незыблемое зыблется на месте.

И зыблюсь я... Как бы внутри гранита
Зернится скорбь в гнезде былых веселий,

Где я ищу следов красы и чести,

Исчезнувшей, как сокол, после мыта,
Оставив тело в земляной постели.

Ноябрь 1933 – январь 1934

Как соловей сиротствующий славит

Quel rosignuol che si soave piague...[10]